В 1890 году в «Известиях Императорского Томского университета» писатель В.М. Флоринский поместил «Заметку о происхождении слова Сибирь». В том же году местной прессой заключения автора были распропагандированы в сибирской публике. Прежде, чем приступить к изложению данных, которые могут служить разъяснением затронутого автором «Заметки» вопроса, портал Qazaqstan Tarihy, опираясь на статью Г.Н. Потанина «О происхождении географического имени Сибирь» (1890), вкратце подытожит выводы автора.
По словам, В.М. Флоринского, в первый раз слово «Сибирь» встречается у персидского историка Рашид-эддина (1247-1318). Именно у него упоминаются области «Ибир» и «Сибир». Это название, по-видимому, относилось к Западной Сибири, так как рядом говорится о реке Иртыш, о казахских степях и о башкирах (Башкурт). Те же названия «Ибир» и «Сибир» были и у другого позднейшего восточного писателя Абульгази. У последнего эти названия, по-видимому, относились к стране, смежной со страной казахов, где-то в пределах Восточной Сибири (le pays de Quirghiz avait d'un autre cote pour limite des deux provinces appelees Ibir et Shibir). В именах этих провинций буквально повторяются те же самые географические термины, на которые уже указывал Рашид-эддин. Те и другие относятся к одной и той же местности.
Русские придавали название «Сибирь» не к становищу только Кучума или к речке Сибирке, как думали летописцы, а к целой области. В грамотах 1554 и 1556 уже упоминаются «сибирские земли», а о существовании сибирского царства русским стало известно ещё с конца XV века.
У Флоринского было предположение, что слово «Сибирь» произошло от славянского корня, от слова «север». Это предположение старался опровергнуть этнограф Фишер. Шафарик производил слово «Сибирь» от гуннского племени сабиры (себеры), которое первоначально жило за Уралом, а потом переселилось на Дон и Волгу. Существовавший в X веке в Камской Болгарии город Сивар был памятью о расселении этого племени с востока на запад. В числе племен Поволжья, перечисленных в письме хозарского царя Иосифа, упоминаются сувар, север.
Итак, автор «Заметки» ясно высказывался за славянское происхождение названия «Сибирь» (славянское слово «север»). На востоке Флоринский подходящего материала не искал, думая, по-видимому, что там его и не было. По поводу рашид-эддиновского «Ибир-Сибир» Березин, переводчик книги персидского историка, припоминал, что есть монгольское слово «Ибыр-Ябыр» (болтовня). Едва ли одно то обстоятельство, что один из ориенталистов, хотя и большой эрудиции, не нашел ничего, кроме пустых созвучий, может служить поводом, чтобы отказаться от поисков подходящих форм на Востоке.
Но прежде чем перейти к Востоку, важно остановиться на рашид-эддиновских «Ибир» и «Сибир». Чтобы точнее приурочить это рашид-эддиновское географическое название, приведем здесь примечание, сделанное по его поводу французским ориенталистом Катрмером (Hist. Моngоls . Т. I, р. 413). Катрмер думал, что Рашид-эддин помещает страну Abir-ou-Sibir около Ангары. Ebn-Arabschah говорит, что Кипчак граничит на севере с Абир-у-Шибир. Автор Меsаlеkаlаbsаr называет Sibir-оu-Аbаr и говорит, что здесь царствует крайний холод, что снег падает в продолжение шести месяцев постоянно и покрывает горы, реки и дома, что скота мало и средства к жизни скудны. Баварец Шильтбергер, служивший в армии Тамерлана, упоминает обширную страну Bissibur или Ibissibur, о которой он дает обширные подробности (Sсliltbеrgеr’s Rеisе indеn Оriеnt , München, 1814, р. 93-99). В Маlta-аj-Sааdеn можно прочесть, что Мirsа-аlа-еldаulаh имел резиденцию в стране Abаr-оu-Sаbir, расположенной на конце страны узбеков.
Утверждение Катрмера, что Рашид-эддин помещает Абиру-Сибир около Ангары, основано только на том, что это имя стоит в тексте Рашид-эддина рядом с Ангарой, но с этим утверждением легко согласиться. Вот как изложен текст Рашид-эддина в переводе Березина: «Колена ветви их (тюрков) обитали в степях, горах, лесах страны Дешт-и-Кипчак». После этого имени перечисляются другие географические имена, в числе которых является и «Ибир-Сибир». Это последнее стоит в таком соседстве: Талас, Сайрам, Пула, Ибир-Сибир, Ангара. Первые два имени указывают на Туркестан, Пула не известно. Затем текст делает скачок в Восточную Сибирь. Далее Рашид-эддин продолжает, поясняя предыдущее новыми подробностями: «…в пределах Туркестана и Уйгуристана, на степях и реках, которые принадлежат племенам найманов, Кук-Иртыш, река Иртыш, Кара-курум, на горах большого Алтая, на реке Оргон, в стране кыргызов и т.д.». Все дальнейшие имена, как и только что перечисленные, относятся к северной и северо-восточной Монголии. О Западной Сибири Рашид-эддин не имел никаких представлений, по крайней мере, он не знает рек Оби, Ишима, Тобола и других крупных притоков Иртыша, и под встречающимся у него под названием «Иртыш» следует видеть только верхнюю часть этой реки, которая входит в состав Монголистана. Таким образом, только семь имен, стоящих в начале перечня перед названием Ибир-Сибир относятся к западным странам, все остальное указывает на более или менее отдаленный Восток.
Из других восточных писателей, указанных Катрмером, один приурочивает Ибир-Сибир к северу от Кипчака, другой помещает её на конце страны узбеков. Тут можно увидеть Западную Сибирь, однако общее впечатление производят все эти показания, что под именем «Ибир-Сибир», «Абир-Сабир» разумели страну где-то на севере. Вполне возможно, под ним разумели вообще отдаленный север.
Далее, Г.Н. Потанин объяснял, что говорят по этому поводу предания, поверья и сказки южной Сибири и Монголии.
В одной сказке качинских татар и в одной кызыльцев, помещенных во II томе Prоbеn Радлова встречается гора Subur. Молодой ориенталист Катанов сближает это название с рашид-эддиновским Сибир (Алфавитный указатель собств. имён, встречающ. во II т. Образцов, собран. В. Радловым, СПб., 1888). В первой сказке к богатырю Ай-Канату прибегает лошадь от Молочного озера (сүт-көл), от горы Subur, а во второй - жеребец пьёт воду Молочного озера, ест траву на горе Subur.
В монгольских и бурятских сказках и поверьях встречается гора Сымыр или Сумбыр. Ориенталисты видят в этом имени искажённую гору Сумэру индийских сказаний. Ковалевский дает следующие монгольские версии этого имени: Сумир, Сумэр, Сумбэр, Сумбур (Монгольская хрестоматия, т. I). Если это имя не местного происхождения, а занесено из Индии, то оно сделалось чрезвычайно популярно в монгольском народе, проникло в монгольские сказки и стало географическим именем некоторых гор Монголии. По книжным монголо-буддийским сказаниям, гора Сумэру находится в центре вселенной. На вершине ее есть дворец бога Хормусды, который живет вместе с 33 подчиненными ему тэнгэриями (Ковалевский. Монгол. хрестом., I). Это представление усвоено и народом, как видно из рассказов, записанных от простых неграмотных людей, но в последних иногда вершина горы Сумбыр сближается с Полярной звездой, которая по-монгольски называется Алтын-хатасун, «золотой кол» (темір-қазық, «железный кол»). Так, одна версия просто говорит, что Полярная звезда, «золотой кол», находится на вершине горы Сумбыр, по другой Полярная звезда есть золотая маковка (ганджир) храма, который построен на вершине горы Сумбыр. Такое сближение неизбежно должно повлечь за собой новое приурочение горы Сумбыр, именно народное воображение должно помещать её на севере, где видна Полярная звезда. Народ, конечно, не мог заметить противоречия в подобных представлениях, которое бросается в глаза нам: центральное мировое положение и северное легко могли отождествляться в народном воображении. Полярная звезда находится близ центра звёздного мира нашего полушария, и в то же время она служила северным народам указателем севера во время перекочёвок.
Народные сказки иногда начинаются фразой: «Когда море Сум-далай (молочное море) было ещё болотной лужей, когда гора Сумер-ула была ещё кочкой…» (Очерки с.-з. Монголии, IV). Может быть, под влиянием этих народных выражений в одном рассказе о сотворении мира книжного происхождения, говорится, что когда земли еще не было, из воды высовывались только две горы, Сумер-ула и Дорчжи-тан (Оч. с.-з. Монг. IV). Формы Сум-далай и Сумер-ула и в других случаях являются вместе. В бурятском предании дети моря, которыми хочет овладеть шаманка Асухан, взывают: «Мать наша Хун-далай и отец наш Хомор-ула, отнимите нас!». (Сказания бурят, 1890). В сказаниях и молитвенных призывах сибирских тюрков точно так же: весной урянхайцы совершают обряд, во время которого будто бы призывают Сумор-улан-тайгу (т.е. снежную гору Сумер-улан) и Суть-куль (молочное озеро: Очерки, IV).
Места в сказках, в которых упоминается Сумбур-ола, Потанин не приводил, так как в сказках она не является в ясно-мифологическом значении. В одной она служит местом конного бега (богатыри пускают своих коней в бег вокруг её подошвы), в других она служит местом жительства богатыря или героев рассказа. Подобно тому, как в русских былинах гора Фавор или река Сафат взяты из христианской номенклатуры, так и гора Сумбур могла в монгольских и тюркских сказках явиться позднейшим заимствованием. Более на древность указывает приурочение этого имени к некоторым горам в Монголии. В одном месте (Сказания бурят, 1890) Потанин указал на две такие горы. Одна, гора Сумбур, находится к з. от оз. Косогола, другая, Баян-цумбур, указывается Пржевальским в Алашане. Вместе с этим он высказал подозрение, не то ли же имя явилось и в названии горы Субурган-хаирхан (Субур-хаирхан), находящейся в вершине реки Орхон. Субурганами в Монголии называются башни или колонны особого вида, которые строятся возле монастырей. Это могло бы устранить предлагаемое сближение, если бы гора вместо Субурган не называлась иногда Субур, что очень близко к форме, приведенной выше из сказки у Радлова. Соответствующие монгольскому «субурган» сооружения у китайцев называются «тха», у тибетцев «чортэн», по-санскритски «чайтия». Слово «субурган», по-видимому, имеет местное, монгольское происхождение. Выше было указано на сближение между горой Сумбыр (Сумбур) и Полярной звездой, которое делают народные рассказы и поверья. Применение подобного названия к постройке в виде колонны не противоречит такому сближению. Полярная звезда, как то было уже указано выше, представлялась у многих народов в виде золотого или железного столба или кола. Такие названия показывают, что первобытные народы северо-восточной Азии в этом виде (колонны или кола) и представляли себе Полярную звезду.
«Эсхатологические темы, связанные с Полярной звездой, могут служить подпорой этому сближению. По-видимому, в этой звезде первобытные люди видели основу мира; в её неподвижности заключалась прочность мирового порядка. Мы думаем, что и легенды, рассказывающие о колонне, с падением которой должно разрушиться и всё здание, под этой колонной подразумевают Полярную звезду. В подобных легендах часто бывает чудо: из-под колонны вынут основной камень, но здание не упало, и колонна осталась висеть в воздухе, не достигая нижним концом до земли. Если под зданием здесь представляется мир, то колонна больше всего, конечно, соответствует Полярной звезде. В алтайском рассказе Ульгень, творец мира, имеет своё пребывание на горе Алтын-ту, которая находится на небе, свесилась над землёй и только на человеческое колено не достигает до неё»
Другие легенды, также эсхатологического характера, рассказывают о камне, брошенном богом на отверстие, из которого вытекала вода, угрожая залить землю. Подобная легенда приурочена и к Байкалу. Сын неба, убегая от наводнения, взбирается на гору Сумбур и оттуда бросает камень (Бурятские сказки и поверья, 1890). В книжных монголо-буддийских сказаниях гора Сумбур также связана с эсхатологическими представлениями.
Если действительно в представлениях народов Восточной Азии существовало отношение между Полярной звездой и именами Сумбыр, Сумэр, Субур, Subur, то эти имена легко могли связаться с представлением о севере или о странах, лежащих на север от Средней Азии, и жители Хангая и долин Орхона и Селенги не нуждались в заимствовании с Запада, чтобы произвести форму Ибир-Сибир или Абир-Сибир как географический термин. Отсюда, из хангайской страны или из северной Монголии, этот термин распространился на запад, в Туркестан, попал в сочинения мусульманских писателей и мог также очень рано зайти и в степи южной России, а не наоборот, как представляет дело Флоринский.
Первое упоминание этого термина встречается у Рашид-эддина. Персидский историк писал свою книгу по рассказам монголов, которые жили при персидском дворе Гулагидов. Он сам говорит в книге, что пользовался их услугами. Эти рассказчики были народом главным образом из страны между Алтаем, Саянами и Хангаем. Это видно из того, что лучшие и более подробные географические сведения в книге Рашид-эддина относятся к этой стране. Он верно переименовывает все реки, составляющие вершины Хуа-хема. Он так изложил систему рек, сливающихся с северного склона Хангая, что в них легко узнаются современные их названия. О других частях Монголии он не дает таких подробностей. Из Хангая, вероятно, он получил и сведение о стране Ибир-Сибир.
Имя Sеbur могло прийти на берега Иртыша с запада, с берегов Волги, но на Волгу оно пришло с востока, его принесли кочевые племена из дальней Азии. Перекочевав на юг России, в низовья Волги, эти племена стали старый знакомый термин применять к соответствующей ему новой стране, лежащей на отдалённом севере, откуда текла Волга. Если они принесли сюда свои старые представления о горе Сумбур (Subur, Субур), то они должны были искать ее где-нибудь за верхним течением Волги; знакомясь с верховьями Волги, они добрались до Уральского хребта или услышали об нём; тут они и поместили горы Sеbur. Братья Пицигани и составитель каталанской карты, вероятно, получали свои географические познания о течении Волги от купцов, торговавших в Крыму и в Тане, и известие о Sеbur могли услышать от тюркских племён, обитавших в степях южной России, а не от русских.
Такая история распространения этого имени должна менее возбуждать возражений, чем предположение Флоринского. Распространение могло совершаться двояким образом: или передачей имени и связанных с ним представлений от племени к племени, от соседа к соседу. В таком случае мы бы должны встретить его на всём промежуточном пространстве между русской землёй и Хангаем, откуда получил его Рашид-эддин. Или оно распространилось благодаря переселению какого-нибудь племени с востока на запад, или с запада на восток. Переселяющееся племя, оставив на родине главную часть своих соплеменников, могло быстро пройти промежуточное пространство, не оставляя здесь своего следа. Только при таком условии и должно случиться, что на отдаленных пунктах, как Хангай и низовья Волги, могли жить одинаковые термины, которые остались неизвестны в промежуточном пространстве.
«Невозможно себе представить, чтоб русское слово «север», применённое русскими к ближайшему Зауралью, могло распространиться по всей Сибири до Ангары и сделаться до Рашид-эддина известным жителям Хангая. Сам Флоринский, по-видимому, не думает этого. Русские нигде не нашли в Сибири инородцев, которые бы называли свою родину Сибирью. Остается тогда предположить, что русское слово север прошло до Хангая югом, через Туркестан. Но это только в том случае можно допустить, если б русские со словом север соединяли не одно отвлечённое понятие о стране света, а придавали бы ему реальное содержание, более говорящее народному воображению»
