В казахской традиции существует примета, что делать итаяк (собачья миска) из железа, значит, навлечь несчастье. Потому ее вырезали из дерева и тщательно разукрашивали. Когда же миска обветшала и изнашивалась, ее не сжигали и не обновляли. Считалось, что питье из миски способствовало излечению детского заикания и помогало устранить другие речевые проблемы ребенка. Итаяк также использовался в лечении домашнего скота: в случае если у молочного сильно набухало вымя, нагретая на огне миска помогала при доении. Вместе с тем, строго запрещалось вносить собачью миску в дом и лить в нее воду черпаком.
Поговорка гласит «ит итаяғын жаламай көңілі көншімес», что дословно обозначает «собака не уймется, не облизав свою чашку». Памятуя об этой поговорке, даже если собака сыта в вечернее время одна из женщин дома обязательно должна положить что-то в ее миску. О подобной обязанности женщин говорило также суеверие, что голодная собака, последовавшая за караваном или блуждавшая по аулу, может «отпустить» удачу своего дома в чужой.
Собак часто использовали для целительства. Их приучивали слизывать айран со страдающих коликами лошадей, а когда рожденный во время случки овец молодняк начинает массово гибнуть один конец овцевязи (буршак) привязывали на шее собаки. Казахи верили, что это поможет остановить мор молодняка. Они верили также и в то, что болевшего рахитом («ит тию») младенца можно вылечить если собака слижет молоко с его груди. Другой способ лечения рахита («ит ауруы») выглядел так: с собаки срезали клок шерсти, жгли его и давали ребенку вдыхать этот запах, а образовавшаяся копоть позже наносилась на лицо и лоб ребенка. Третий способ говорил о целебных свойствах собачьей крови. Здесь было два важных условия: 1) в доме заболевшего должна была быть собака; 2) кровь должна была быть пущена из ее отрезанного уха. Считалось, что болезни «ит тию» и «ит ауру» были результатом сглаза маленьких детей людьми «с бесом в образе собаки» («ит жыны бар адам»). Таких детей купали в воде с собачьим черепом, собачью голову же вешали на опору дверного косяка либо клали в жидкий иримшик. Был еще один способ излечить от болезни ребенка. Так, следовало собрать пять горстей песка с пяти кладбищ в одну чашку, а в другую положить младенца. То, к чему это приведет, становилось ясно в течение следующих трех или семи дней. Помимо уже описанных способов лечения у казахов был способ предотвращения болезни. Он заключался в том, чтобы ребенок носил на одежде зуб волка или медведя.
Согласно поверьям, среди казахских баксы были люди «с бесом в образе собаки». В своих ритуалах они имитировали собачье поведение, лечили людей и «переводили» недуг на собачьи черепа. Они считались сильными баксы, ибо люди верили, что дух сведущего человека в образе собаки сумеет изгнать различные болезни.
Для хозяина собаки, того человека, который помнит собаку еще щенком, убивать собственного питомца было нелегко. Существует даже непреложное правило: «Мусульманин, убивший собаку, лишается права совершить хадж, ему запрещено ступать в земли Мекки». Народ же считает, что глумление, истязание и высмеивание собак запрещено, ибо это может повлечь за собой много несчастий. Они верили, что застреливший собаку будет проклят, жизнь его будет коротка, бедна и полна лишений.
Наши предки говорили «Ат жақсысы – бозы, ит жақсысы - тазы», тем самым причисляли тазы к трем друзьям истинного джигита наряду с быстрой лошадью и хватким беркутом. Те, кому удалось собрать всех троих, платили за это огромную плату. В казахском обществе было принято платить за щенков хороших собак «қарғыбау ақы» («плата за ошейник»), после чего им давали лизнуть молока. Говоря о сумме, которую приходилось платить за нужного щенка и его «ошейник», важно сказать, что люди остерегались ссор, пререканий и вражды между родственниками, а потому строго-настрого запрещали отдавать щенков как близкой, так и дальней родне.
Есть такое высказывание «Иттің шені - қарғыбау», которое объясняет какое значение для хозяев имел ошейник. Здесь ошейник символизировал не только факт того, что у собаки есть хозяин, так и само происхождение собаки, а также состоятельность и социальный класс ее владельца. Состоятельные владельцы вешали на собак ошейник, состоявший из двух частей: охватывающей шею пса красивой узорчатой ткани (иногда сшитую из шелка) шириной в 3-4 пальца «қарғы» и бечевки «бау». Во внутреннюю сторону ошейника вставляли мягкую ткань и войлок, а внешнюю сторону закрепляли оводом из сыромятины и украшали серебром. Бечевка, привязанная к самому ошейнику, обычно была короткой, а потому к ней присоединяли длинную бечевку из сыромятины или чембура, что позволяло держать собаку на привязи. Однако на случай если владелец собаки будет верхом, конец бечевки полосовали и приделывали к ней «тобыршақ тиек», на который можно приделать веревку длиной не меньше 5-6 размахов рук.
Во время тоев, поминок и больших встреч собаки тазы пользуются таким же большим уважением, как и быстрые лошади и хваткие беркуты. В такие дни тазы зачастую обновляют ошейники.
Наряду с этим, известно, что собакам, попавшим на такие тои, выдавались т.н. «сыбаға». Нередки были случаи, когда щенкам тазы выделялись места на пуховых лежанках по левую сторону от малой юрты. Даже целую кобылку давали. Этих щенков лелеяли, иногда брали на охоту со старшими тазы, чтобы те понюхали пороха, а позже уже смотрели насколько щенки сильны в конкуренции с другими тазы. Когда эти щенки поймают первую добычу, владельцы собаки устраивает той «тырнақалды».
О том, насколько ценны были тазы может рассказать следующий случай. Так, в 1910 году в Зайсанском регионе волостной Шакен, который к тому же был заядлым охотником, интересовался тазы Сартуйгын, что принадлежала роду Каратай, жившим у побережья Маркаколя. Сартуйгын не просто был капризом Шакена, это был известный в округе тазы, который в один только год сумел поймать свыше семидесяти лисиц и десять волков. Случилось так, что получить тазы ему помог случай. Двоюродный младший брат Шакена в те годы пас лошадей и однажды попал в сильный буран, во время которого замерз насмерть. Его молодая супруга по имени Багди осталась вдовой. Волостной Шакен, узнав, что к Багди время от времени приходит сын одного из каратайских биев, преступил закон, гласивший «Жесір ерден кетсе де, елден кетпейді», быстро согласовал свадьбу и обменял свою невестку на тазы Сартуйгын.
Согласно рукописям одного из первых исследователей тазы А. Слудского, казахи покупали тазы по сумме равною куну, то есть 47 кобылицам-двухлеткам. Стоимость хорошего тазы стоила не меньше хорошей лошади. Чистокровные тазы выращивались и в Букеевской орде и стоили очень дорого, по тем временам сумма равнялась порядка 50 сомам. Рассказывалось, что позже, когда народ совсем обнищал, стоимость одной охотничьей собаки приравнялась к одной кобылице.
Не секрет, что в истории казахского народа особую роль играют лошади. Из-за них наступали войны, из-за них заключались перемирия. Однако в киргизской историографии есть интересный факт, повествующий о том, как однажды тазы стало причиной заключения хоть и недолгого, но перемирия между народами.
«В один из первых битв Кенесары хана с киргизами в Акыртобе, ему удалось победить семь сотен воинов батыра Калша и захватить последнего в плен. Киргизские рода Солты, Сарбагыш и Кусшы собрали совет, избрали Калыгул батыра командующим войском и отправили послом к Кенесары. Кенесары думал долго, а потом решил: «Хорошо, я отпущу Калша, но вы отдайте мне Кокдауыл тазы, владельцем которого является Баястан, сын Солты Ескожа». Тогда имя Кокдауыла было известно казахам и киргизам тем, что он сумел победить девятерых волков. Как только Кенесары увидел этого тазы, он приодел и отправил Калша обратно к киргизам».
У берегов Арыси некогда был Байгабыл бай (1870-1953 гг.). С падением царизма и торжеством большевиков он попал под конфискацию, но ему удалось сохранить своих тазы Ушара и Алгыра. Благодаря им и 7-8 ловушкам в годы великого голода (1929-1931 гг.) ему удалось не только прокормиться самому, но и прокормить свой аул. Память об этих собаках сохранилась в народе строчкой: «Құмай тазы Ұшар-ай, Киік көрсе ұшар-ай».
Незадолго до Октябрьской революции русские исследователи писали, что в казахской степи живут порядка десяти тысяч тазы, однако на сегодняшний день, согласно открытым данным, их число с трудом доходит до пяти сотен.
