31 мая. В календаре Казахстана эта дата обведена черной рамкой – День памяти жертв политических репрессий. Это не просто строка в официальном перечне памятных дат. Это день, когда вся страна склоняет голову перед памятью миллионов безвинно загубленных, искалеченных судеб, растоптанных жизней.
За сухими цифрами статистики – миллионы личных трагедий, оборванные семейные истории, незаживающие раны в сердце народа. Голод, расстрелы, лагеря, ссылки – эти слова огненными буквами вписаны в историю Казахстана первой половины XX века. И чтобы понять истинный масштаб этой трагедии, помимо изучения архивных документов и монографий, необходимо услышать живые голоса – голоса тех, кто пронес через десятилетия память о своих родных, павших жертвами молоха репрессий.
Одним из таких носителей семейной памяти, свидетелем эпохи через рассказы своих предков, является Айдос Абдыгалиевич Бурхин. Его история – это не просто частный случай, а капля, в которой отразился весь океан народного горя. Воспитанный бабушкой, Газизой Мухамедалиевной Саметовой, он с детства впитывал рассказы о страшных 20-х и 30-х годах, о судьбе своего прадеда Мукантай ахуна и о тех нечеловеческих испытаниях, которые выпали на долю их семьи. Эти воспоминания, переданные из уст в уста, сегодня звучат как грозное предостережение и как призыв к вечной памяти.
Айдос Абдыгалиевич Бурхин – наш современник, человек, который бережно хранит историю своего рода. Его детство прошло под крылом бабушки, Газизы Мухамедалиевны, женщины удивительной судьбы и несгибаемой воли. Именно она стала для него живой связью с трагическим прошлым, тем мостиком, который соединил его с прадедом, чье имя было синонимом мужества и духовной силы для одних, и «врагом народа» – для других.
«Моя бабушка Газиза Мухамедалиевна Саметова, 1910 года рождения, вырастила меня, – вспоминает Айдос Абдыгалиевич. – Она очень много рассказывала о своем отце, моем прадеде Мукантай ахуне, и о тех временах. Она была дочерью «бунтовщика-муллы», и это клеймо преследовало ее всю жизнь».
Газиза была одной из многочисленных детей Мукантай ахуна. У нее были дети: старшая дочь Базар (1930 г.р.), затем Зайра, родившаяся в нечеловеческих условиях КарЛАГа в 1938 году, и сын Абдыгали – отец Айдоса, появившийся на свет уже после освобождения матери, в 1941 году.
Мукантай ахун Саматов (иногда его фамилию пишут, как Саметов, что и отразилось в фамилии его дочери Газизы) был личностью незаурядной для своего времени. Он родился примерно в 1860-1870-х годах в Иргизском уезде Тургайской области (ныне Актюбинская область). Получив блестящее по тем временам духовное образование, он владел несколькими языками, включая арабский, персидский и тюркские языки. Служил муллой, пользовался огромным уважением среди земляков не только как религиозный деятель, но и как просвещенный, мудрый человек, к которому шли за советом и помощью. Его дом был центром притяжения для многих, местом, где обсуждались не только духовные, но и насущные мирские проблемы.
Однако мирная жизнь просвещенного ахуна была прервана вихрем революционных преобразований и последовавшей за ними политикой насильственной коллективизации. Именно Мукантай ахун стал одним из духовных лидеров и руководителей Иргизского восстания, вспыхнувшего в 1929-1930 годах (и продолжавшегося до 1932 года в отдельных очагах) как отчаянный крик протеста против разрушения векового уклада жизни казахского народа. Это было не просто выступление против «перегибов на местах», как пыталась представить советская пропаганда. Это была борьба за выживание, за сохранение своей культуры, традиций и веры перед лицом тотального наступления государства.
«Бабушка рассказывала, – делится Айдос Бурхин, – что в их доме часто собирались люди, аксакалы, обсуждали происходящее. Говорили о том, что новая власть отбирает скот, закрывает мечети, преследует духовенство. Прадед был очень обеспокоен. Она помнила, как он прятал какое-то золото, видимо, для нужд восстания или чтобы помочь людям». Эти воспоминания Газизы, переданные внуку, оживляют сухие строки исторических документов.
Восстание охватило значительные территории Иргизского, Челкарского и других районов Актюбинской области, а также прилегающие районы Кызылординской и Костанайской областей. Одной из ярких, хотя и трагических, страниц этого движения стало провозглашение повстанцами своего хана – им стал Канаев Айжаркын. Это был символический акт отчаяния, попытка апеллировать к традиционным формам власти в условиях полного отрицания их советским режимом.
Причины, толкнувшие людей на вооруженное сопротивление, были многогранны и глубоки. Казахстан в конце 20-х – начале 30-х годов стал ареной форсированной и жестокой реализации большевистской политики.
Во-первых, это была насильственная коллективизация. Традиционное кочевое и полукочевое скотоводство, основа жизни казахского аула, объявлялось отсталым и подлежало немедленной ликвидации. Вместо этого насаждались колхозы, зачастую без учета местных условий, без необходимой подготовки и ресурсов. У крестьян изымался скот – главный источник их существования. Как писал историк Талас Омарбеков в своей фундаментальной работе «Зобалаң», посвященной трагедии 20-30-х годов, насильственное обобществление скота привело к его массовому падежу, так как колхозы не имели ни кормов, ни помещений для его содержания.
Во-вторых, следствием этой политики стал страшный голод – Ашаршылық. Лишившись скота и средств к пропитанию, тысячи казахских семей оказались на грани вымирания. Конфискации зерна, проводимые под лозунгом «хлебозаготовок», усугубляли ситуацию. Голод 1931-1933 годов унес, по разным оценкам, от 1,5 до 2 миллионов жизней казахов, что составляло около 40% коренного населения.
В-третьих, мощным катализатором протеста стала антирелигиозная политика советской власти. Ислам, как и другие религии, объявлялся «опиумом для народа». Начались массовые гонения на духовенство, закрытие и разрушение мечетей, запрет на исполнение религиозных обрядов. В Иргизском районе, например, как и по всему Казахстану, мечети закрывались одна за другой, их здания передавались под клубы, склады или просто приходили в запустение. Для Мукантай ахуна, как и для многих верующих, это было нестерпимым оскорблением их духовных ценностей.
Филипп Голощекин, первый секретарь Казкрайкома ВКП(б), бывший главным проводником сталинской политики в Казахстане, в своих докладах в Москву пытался приуменьшить масштабы народного недовольства, списывая все на «кулацкие вылазки» и «происки баев и мулл». Однако донесения ОГПУ (Объединенного государственного политического управления) рисовали иную картину. В них сообщалось о росте напряженности, о формировании повстанческих отрядов, об их вооружении (хотя оно было в основном примитивным – охотничьи ружья, пики, сабли).
О масштабах восстания свидетельствуют данные о численности повстанческих отрядов. Например, сообщалось о передвижении отрядов численностью до 1300 человек. Отряд, к которому имел непосредственное отношение Мукантай ахун, также насчитывал несколько сотен бойцов. Они совершали нападения на представителей советской власти, колхозные склады, пытались вернуть отобранный скот. Это была война отчаяния, война людей, которым нечего было терять.
Обеспокоенность властей была настолько велика, что для подавления восстания были брошены регулярные части.
Ответ советской власти на народное возмущение был жестоким и беспощадным. Против повстанцев, вооруженных в основном устаревшим оружием и сельскохозяйственными орудиями, были применены регулярные армейские подразделения, оснащенные пулеметами, артиллерией. Одно за другим повстанческие выступления подавлялись с показательной жестокостью.
Судьба Мукантай ахуна Саматова после подавления Иргизского восстания трагична и, к сожалению, типична для многих лидеров народного сопротивления тех лет. Он был арестован. Что с ним стало потом – точных сведений нет. Вероятнее всего, он был расстрелян или погиб в застенках ОГПУ. Место его захоронения, как и тысяч других жертв, остается неизвестным. Для семьи это означало не только потерю отца и мужа, но и вечную боль неизвестности.
Последствия для семьи Мукантай ахуна были катастрофическими. Все их имущество было конфисковано как у «врага народа» и «руководителя бандформирования». Дети и жены (у Мукантай ахуна, как это было принято в то время, было несколько жен) остались без средств к существованию, обреченные на нищету и голод. Клеймо «семьи врага народа» преследовало их повсюду, закрывая все двери, лишая элементарных человеческих прав.
Трагична судьба сыновей Мукантай ахуна. Некоторые них были арестованы и как «дети врага народа» депортированы в Карелию. В 1939 году они были призваны на советско-финскую войну, где погибли.
Тяжкая участь постигла и дочь Мукантай ахуна, Газизу. Она родилась в 1905 году. Ее отец сперва засватал Газизу за Шайхислама, сына Карибая. Но Шайхислам умер от болезни, и Газизу, по обычаю, выдали замуж за его младшего брата, Бурхислама. Перед арестом, предчувствуя беду и не желая отдавать своего первенца, дочь Базар, в детский дом, Газиза оставила ее своей младшей сестре Калиме. Это решение, продиктованное материнской любовью и отчаянием, впоследствии породило у Базар обиду на мать за то, что та ее «оставила». Трудно судить Газизу за это решение: что было страшнее – отдать ребенка в чужие, пусть и родственные, руки или обречь его на сиротство и клеймо в казенном учреждении?
Саму Газизу вместе с мужем Бурхисламом, как дочь «бунтовщика-муллы», отправили по этапу в Карагандинский исправительно-трудовой лагерь (КарЛАГ) – один из крупнейших и самых страшных островов «Архипелага ГУЛАГ». Уже будучи в заключении, она узнала, что беременна. В 1937 году, в нечеловеческих условиях лагерной жизни, среди голода, холода, изнурительного труда, она родила дочь Зайру. О жизни в лагере бабушка Айдоса Абдыгалиевича рассказывала мало и неохотно, лишь изредка упоминала о непосильном труде. Но каждый раз, вспоминая те годы, она с горечью поминала имя Сталина: «Атаңа нәлет Сталин!» – так начинала она свои невеселые воспоминания.
В 1940 году Газизу освободили. С маленькой Зайрой на руках она вернулась в родные края, в аул Жабасак Актюбинской области. Там, в 1941 году, у нее родился сын Абдыгали – будущий отец Айдоса Бурхина. Но и это счастье было неполным. Ее муж, Бурхислам, ушел на фронт Великой Отечественной войны и пропал без вести. Газиза осталась одна, с тремя детьми на руках, неся на себе двойное бремя – вдовы и дочери «врага народа». Чтобы как-то обезопасить детей и себя, она взяла фамилию мужа – Бурхина (изначально ее девичья фамилия была Саметова, по имени отца Самат).
Мукантай ахун был человеком своего времени, и, как было принято, у него было несколько жен и многочисленное потомство. Судьбы его детей и внуков сложились по-разному, но почти все они так или иначе испытали на себе тяжесть репрессий. Ссылки, лагеря, гибель на фронтах, необходимость менять фамилии и скрывать свое происхождение, чтобы избежать преследований – все это стало горькой реальностью для потомков.
Многие из них, спасаясь от гонений, перебрались в соседние регионы, в частности, в Оренбургскую область России, где и сегодня проживают их потомки. Связи между различными ветвями большого рода Мукантай ахуна были во многом утеряны, разорваны десятилетиями страха и молчания. Восстановить их сегодня – задача непростая, но благородная, важная для сохранения целостности родовой памяти.
История семьи Мукантай ахуна, рассказанная его правнуком Айдосом Бурхиным, – это лишь один из миллионов примеров трагических последствий политики сталинского периода. Это не просто личная история одной семьи. Это отражение широкого исторического контекста, напоминание о тех колоссальных человеческих, культурных, духовных и экономических издержках, которые понес казахский народ и другие народы Советского Союза в результате тоталитарного правления.
Иргизское восстание, как и сотни других крестьянских бунтов по всей стране, было актом отчаяния, попыткой защитить свой образ жизни, свою веру, свое достоинство. Его жестокое подавление стало прологом к еще более страшным трагедиям – Ашаршылық, «Большой террор», массовые депортации.
Рассказ Айдоса Бурхина – это голос из прошлого, пробивающийся сквозь толщу лет, чтобы напомнить нам о цене человеческой жизни, о хрупкости свободы и о той ответственности, которая лежит на каждом из нас за сохранение исторической памяти. 31 мая – это не только день скорби, но и день осмысления. Осмысления прошлого, чтобы не допустить его повторения в будущем.
