По вопросу о времени ухода предков монголов в Эргунэ-кун также высказывались разные мнения. Но для того, чтобы досконально разобраться в них, необходимо вначале рассмотреть имя Бортэ-Чино. В основе этого исконно монгольского имени, о чем говорит оно само, лежат древние тотемические представления монголов. Это позволяет понять текст «Эрдэнийн тобчи», который гласит, что однажды на облавной охоте в Хангае Чингис-хан сказал: «Если в круг облавы попадут олень и волк, их не следует убивать».
Волк, в источниках в качестве тотемического предка Чингис-хана названный Бортэ-Чино, был тотемом рода чино. Монгольский хан принадлежал к роду борджигин. Но не следует забывать, что данная этническая группа выделилась из состава чиносцев. Поэтому Чингисхан, почитая волка, не отделял себя от рода чино, который, как выясняется при ближайшем рассмотрении упоминающегося в предании об Эргунэ-куне имени Нукуз, находился в Эргунэ-куне. В самом предании говорится, что нукузом звали одного из бежавших в Эргунэ-кун людей. Но Рашид ад-Дин, уточняя это имя, пишет, что оно было названием рода чино. В подтверждение своих слов он в качестве примера приводит историю рода чинос, который существовал в период написания «Сборника летописей» и образовался от сыновей тайджиутского Чаракэ-лингума — Гэнду-чинэ и Улугчин-чинэ. Говоря о нем, Рашид ад-Дин неоднократно указывает, что этот род по-другому называется нукуз. Он пишет, что «чинос есть множественное число от [слова] чинэ... Племя чинос еще называют нукуз» [Рашид ад-Дин, 1952б: 25]. Дальше он делает весьма существенное пояснение, что в древности у монголов был другой род чино, имевший такое же название — нукуз. Это видно из слов: «Это племя (чинос, возникшее от Гэнду-чинэ и Улугчин-чинэ) иное, чем те нукузы, которые суть древние, и, кроме имени, оно не имеет с теми ничего общего и никакой связи» (тем же: 25). Древние нукузы, т.е. чиносцы, указал Рашид ад-Дин, обитали в Эргунэ-куне: «Нукузами также называют другое племя — дарлекин, принадлежащее в собственно монголам.
Это племя есть ветвь тех, которые вышли из Эргунэ-куна и расплавили железную гору семидесятью мехами кузнецов...» (Рашид ад-Дин, 1952а: 184). Из приведенных сообщений следует, что подобно роду чино, возникшему от сыновей Чаракэ-лингума и называвшемуся нукуз, находившийся в Эргунэ-кунэ род чино тоже назывался нукуз. Трудно сказать, почему у двух разных по происхождению родов чино, существовавших в отдаленное друг от друга время, бытовало параллельное название нукуз. Возможно, это было обусловлено необходимостью в каких-то конкретных случаях табуации родового названия чино. Тогда, вероятно, можно согласиться с предположением, что слово нукуз — это оформленное при помощи суффикса множественного числа —с монгольское слово нохой (Сухбаатар, 1996: 71). Монгольские народы, как сказано выше, выражением тэнгэриин нохой — «небесная собака» — иносказательно именуют волка.
Со временем, подобно антропоморфизации тотемического предка Чингис-хана и появлению имени Бортэ-Чино, произошло переосмысление этнического названия нукуз, которое монголами также стало пониматься как имя их реально жившего предка по имени Нукуз. К сказанному ранее для объяснения данного феномена добавлю: такое превращение объясняется тем, что этногенетические предания любого народа несут в себе важную информацию о его генетических истоках и историческом прошлом, «пропущенную» через коллективно-психологические представления и коллективное мышление, поэтому они неотделимо связаны с этническим самосознанием и этнически глубоко специфичны. Но этногенетические предания, храня в себе память народа о его происхождении, не являли собой нечто застывшее; в них вносились изменения, диктовавшиеся господствущей в обществе идеологической доктриной. Одним из мощных идеологических факторов, оказавшим, возможно, самое большое влияние на этногенетические предания, был феномен культа предков, на позднем этапе эволюции которого идею единства родственного коллектива выражал не мифический образ тотемического прародителя, а культ родоплеменных предводителей, имена многих из них наряду с именами действительно живших предков-сородичей стали персонифицированными названиями родов и племен. Примеров у разных народов можно найти множество.
Одним из наиболее характерных является бурятское предание о найденном в яме на лежке быка мальчике Булагате и выходящем из вод Байкала мальчике Эхирите, потомки которых образовали затем одноименные племена булагат и эхирит. В действительности дело обстояло наоборот: названия бурятских племен булагат и эхирит в условиях господства идеологии культа предков стали восприниматься как имена настоящих предков Булагат и Эхирит, хотя в истории этих племен таких людей никогда не было. В рамках выявленной закономерности отчетливо видно, что как пример типичен и этноним нукуз в предании об Эргунэ-куне, который после «переплавки» в котле культа предков переосмыслился в имя одного из предков монголов.
Аналогичным образом на основе слова чано (волк), как показано выше, образовалось имя Бортэ-Чино. Это позволяет сказать, что, подобно ему, Нукуз, имея идентичное происхождение и семантику, тоже было именем мифического предка Чингис-хана. Но как получилось, что в «Сборнике летописей» Нукуз и Бортэ-Чино стали именами двух совершенно разных персонажей? Для того, чтобы найти ответ, необходимо исходить из того, что всем первом томе «Сборника летописей» Бортэ-Чино упоминается лишь однажды как обыкновенный человек, тогда как о Нукузе — родоначальнике всех возникших в Эргунэ-куне родов — в нем говорится неоднократно. Этот факт говорит о том, что Нукуз для придания большей правдивости образу Бортэ-Чино, который на самом деле был мифическим прародителем всех эргунэ-кунских родов, был специально «придуман» народным воображением как его ближайший предок. Данный пример свидетельствует о том, что у монголов ко времени создания «Сборника летописей» процесс антропоморфизации тотемических предков намного продвинулся вперед в своем развитии по сравнению с предыдущими периодами.
Использованная литература: Г.Ж.Табулдин, Р.К.Омурзаков, А.Г.Оловинцев. Казахские ханы и их потомки. — г.Кокшетау, издательство «Мир печати», 2013
