С марта 1907 года в Каркаралинском уезде появились переселенцы. Для них местное переселенческое управление проектировало возможность нарезать наилучшие земли в северной части уезда, которыми, к слову, весьма дорожили казахи. Местное население, имевшие там зимовки и пробовавшее заниматься хлебопашеством, было обеспокоено.
В особенности нельзя было признать удачной попытку переселенческого управления нарезать переселенцам участки около озера Балакты-Куль по соседству с территорией Ботовской ярмарки. Это объяснялось тем, что через этот участок пролегала кочевая дорога нескольких волостей, там же проходили скотопрогонные тракты до важного для промышленного скота на ярмарке водопоя на реке Талды. Серьезно затрагивало интересы скотопромышленности и нарезка участка Беркутты, находившегося вблизи скотопрогонной дороги из Семиречья. От этих решений нельзя было ждать ничего хорошего ни для переселенцев, ни для казахов, ни скотопромышленности в целом. Само появление переселенцев волновало казахов, знавших о том, что уже случались серьезные столкновения между переселенцами и кочевниками в Омском, Петропавловском и Уральском уездах, где противостояние доходило до активной борьбы.
Но еще более насторожилась степь, когда газеты принесли известие, что казахским депутатам, ходатайствовавшим о приостановке переселения в степь, главноуправляющий земледелием и землеустройством князь Васильчиков высказал необходимость прекращения кочевания казахов в пользу оседлости.
Чтобы прийти к подобному решению, затрагивавшего интересы нескольких миллионов казахов и их территории, нужны были веские и авторитетные данные, устранявшие возможность рисковать за счет казахов и переселенцев. Потому сомнительно, что у Васильчикова они были, тем более, что люди, знавшие степь, были убеждены, что она по своей природе, почве и климату лучше всего подходила лишь кочевым скотоводством. Проект Васильчикова, при своем осуществлении мог убить скотоводство, превратить огромные районы в пустыню и содействовать вымиранию казахов, трудно переходивших к оседлой жизни. Земледелие же создать у него едва ли получилось бы, ибо в степи было слишком мало для этого данных.
Потому печать пыталась ознакомить русского крестьянина-пахаря с тем, что он не сможет найти в степи ожидаемых благ. Кроме того, пресса того времени считала, что огромное большинство казахов степи не было завоевано, а добровольно приняло русское подданство на известных условиях. Оттого она считала несправедливостью то, что самодержавная бюрократия не церемонилась и нередко проделывала над степным народом противоестественные эксперименты, вытекавшие из абсолютного незнания и края, и населения.
Принимая это во внимание, а также и то, что практиковавшиеся ранее опыты колонизации, можно было опасаться, что бюрократия, не дожидаясь решения Думы и действуя якобы по принуждению, начнет уродовать жизнь степи во вред и местному населению, и пришельцам. Результатом этого могла явиться гибель степного скотоводства, имевшего не только местное, но и общегосударственное значение.
Между тем, на страницах газеты «Сибирские вопросы» этот момент обсуждался так:
«Вот теперь в Каркаралинском уезде готовятся отрезать для переселенцев немногочисленные оазисы хорошей земли, оставляя киргизам все никуда негодное. Если это случится, то почти весь юг уезда должен будет запустеть, потому что летом из этих пустынных местностей необходимо двигаться на север ради воды и травы. Теперь же в уезде киргизы, пользуясь большими пространствами, разводят много скота, цены на который систематически растут. Скажут, что пришельцы могут заняться тоже животноводством. Но это дело нелегкое, требующее огромного навыка. И если что-нибудь случится, то киргиз неминуемо попадет в батраки к русскому, которому без киргиза в скотоводстве ничего не слить. Дело Думы, дело печати, в которой должны обратиться степные депутаты, выяснить истинное положение вещей в степи, предупредить более чем рискованные эксперименты бюрократии по отношению к Степному краю»
