Политическая жизнь и национальные отношения.

Деформации и ошибки в социально-экономической политике КПСС не могли не сказаться на национальных отношениях. Бреж­невское руководство представляло их идеальными и беспроблемны­ми. Преувеличение достижений в решении национального вопроса вытекало из концепции развитого социализма. Именно в этот период в системе национальных отношений проблемы нарастали быстрее, чем решались.

Образованный в 1922 г. СССР, задуманный как федеральное госу­дарство, на самом деле превратился в унитарное. Союзные республи­ки в нем имели ограниченные права и развивались как автономии, не имея реального суверенитета. Право наций на самоопределение фактически было забыто. На протяжении всей советской истории господствовал миф о том, что в условиях советского федерализма невозможно появление обособленческих тенденций, что у социалис­тических наций не может возникнуть потребность для выхода из федерации. И поэтому право наций на самоопределение партийные и государственные органы считали раз и навсегда осуществленным. Аргументом в пользу этого утверждения служило то обстоятельство, что, несмотря на право свободного выхода из СССР, ни один народ не воспользовался им. При этом игнорировалась реальная действитель­ность, когда подобное волеизъявление просто было невозможным в силу деформированное  политической демократии.

В рассматриваемый период интернационализм был замкнут в догматические, идеологические рамки. Предполагалось, что лишь путем улучшения интернационального воспитания можно решить все национальные проблемы. Воспитание в этом направлении велось в отрыве от реальной жизни, ограничивалось пропагандой идей интернационализации. В этом смысле интернациональное воспита­ние подменяло или вовсе заменяло национальную политику¹¹.

Несмотря на успехи в развитии культуры проблема духовного возрождения оставалась в тени. Национальная по форме культура, образование и воспитание на самом деле были переводными. В 70—80-е годы больше провозглашались советские обычаи, нежели национальные. В национальных республиках, в том числе в Казахста­не, в общественно-политической жизни преобладал европоцентризм, шел процесс абсолютизации роли русской культуры в развитии наро­дов и народностей СССР, что приводило к игнорированию прав социалистических республик на национальную государственность, государственный суверенитет и территориальную целостность. При­давался забвению целый пласт кочевой цивилизации и восточной культуры, являющийся неотъемлемой частью нашей истории, проис­ходил процесс потери исторической памяти, когда настойчиво за­ставляли забыть все то, что было до Октябрьского переворота 1917 г. Наоборот, чрезмерно идеализировалась история советского периода. Официальные органы и пропаганда внушали всем, что настоящая история казахского и других народов Союза началась именно с 1917 года.

Форсированная интернационализация, стремление ускорить фор­мирование советского народа как единой общности бюрократичес­кими и репрессивными методами, без учета национальных интересов, привело к тому, что в национальной политике были допущены фун­даментальные просчеты и серьезные ошибки. Между тем подлинный интернационализм невозможен без понимания национальных инте­ресов «своей» и других наций. Национализм же возникает прежде всего как реакция на ущемление национальных интересов.

Неверное понимание интернационализма привело к тому, что языковую политику в Казахстане сводили лишь к поддержке языка межнационального общения, а о национальном языке умалчивали. Широко пропагандируемое двуязычие в республике было недоста­точно обоюдным. Русским языком в республике владели около 60% казахского населения, тогда как казахским — менее 1% русских. Казахский язык выполнял только 10 из 50 социальных функций, необходимых для его полнокровного существования. Он не обслужи­вал делопроизводство, государственную, дипломатическую, армей­скую жизнь, высшую школу, ограничиваясь бытовой сферой. 95% книг издавалось на русском языке, 70% телепередач выходили в эфир на русском языке. Кроме того, следует добавить то, что названия городов, населенных пунктов, колхозов, совхозов, озер, рек и гор работали на укрепление позиций русского языка. Имперская языко­вая политика в прежнем СССР означала резкое сокращение возмож­ностей социальной мобильности для лиц, не владеющих русским языком.

Деформации в национальной политике, ужесточение политического климата, нетерпимость власти к свободомыслию вызывало про­тест, особенно среди интеллигенции. Он проявлялся по-разному. В кругах студенчества, творческой и научной интеллигенции осужда­лась политика русификации республики, высказывалась озабочен­ность состоянием казахского языка, отсутствием суверенных прав у республики.

Так, в 1963 г. в Москве на основе ансамбля «Жас Тулпар» (Моло­дой тулпар) возникло одно из первых неофициальных объединений казахской молодежи, обучающейся в московских вузах¹⁹. В начале оно объединяло в своих рядах около 800 студентов, позднее общество значительно пополнилось. Организаторами и активными членами «Жас тулпара» были М. Ауэзов, Б. Тайжанов, А. Кадыржанов, С. Акатаев, К. Тлеуханов, М. Татимов, М. Балтабаев, С. Байкенов, М. Сембин, М. Айтхожин и др. Подобные объединения затем возни­кли в Ленинграде, Киеве, Алма-Ате, Одессе, Риге, Павлодаре, Кара­ганде, Акмолинске, Семипалатинске, Чимкенте и др. В Караганде оно называлось «Жас казак», в Семипалатинске — «Тайшубар». Таким образом, «Жас тулпар» превратился в неформальное студен­ческое движение. Молодежь организовывала лекции, концерты, эк­спедиции в аулы и села Джамбулской, Карагандинской, Омской, Уральской, Кзыл-Ординской, Чимкентской, Алма-Атинской, Акмо­линской областей, выступала с радикальными предложениями в вышестоящие инстанции по устранению имеющихся недостатков.

Отношение официальных властей к этому движению в целом было отрицательным, а его деятельность находилась под наблюдени­ем КГБ. Руководители «Жас тулпара» подвергались гонениям, угро­зам, как всегда их называли националистами. К концу 1966 г. деятель­ность «Жас тулпара» пошла на убыль, хотя она и продолжалась до конца 60-х годов. В свое время «Жас тулпар» оказал немалое влияние на умы и сердца казахской молодежи. Под его влиянием были орга­низованы ансамбли «Гульдер», «Дос-Мукасан», «Айгуль». Лидеры «Жас тулпара» — казахстанские шестидесятники в последующем стали известными в республике людьми, имеющими определенное влияние в ее общественно-политической жизни, сделали и делают многое для возрождения национального самосознания казахского народа.

Прекращение деятельности «Жас тулпара» и других подобных организаций свидетельствовало об ужесточении системы в 70-е годы. Несмотря на это проблемы национального возрождения казахского народа, которые особенно актуализировались и реализация которых стала возможным только в конце 80-х годов, пробивали себе дорогу. В 1974—1977 гг. X. Кожахметовым была предпринята попытка созда­ния среди казахской молодежи организации «Жас казак». Им была написана программа и клятва будущих членов этой организации.

Стержневым направлением практической деятельности партий­но-государственных структур в 70-е — начале 80-х гг. по-прежнему оставалась борьба против национализма, проявлений местничества и восхваления патриархального строя. Всякое инакомыслие пресека­лось. Представители интеллигенции, чьи взгляды, отраженные в произведениях литературы и искусства, не вписывались в идеологию и догмы системы, подвергались преследованию. Такая участь, например, постигла талантливую книгу поэта О. Сулеймснова «Аз и Я». Оппоненты О. Сулейменова, выступая на страницах журналов «Мо­лодая гвардия», «Москва», «Звезда» и др., ставили под сомнение идеологическую направленность и цель книги. В ряде выступлений она прямо определялась как националистическая, пантюрксистская, антирусская. Поэта обвинили в переоценке и преувеличении роли тюрков в истории²⁰.

Власти всячески пресекали проявление свободомыслия и среди ученых. Так, в 1976 г. запрещено было издание книги «Познание мира традиционным казахским искусством», подготовленной авторским коллективом Института философии. Идейно вредной была признана книга антрополога О. Исмагулова «Этническая геногеография Ка­захстана». Автора обвинили в ошибках методологического характе­ра, в односторонней трактовке родоплеменных факторов в связи с современностью. Позже все эти обвинения были сняты.

Проявлением нараставших противоречий в национальных отно­шениях явились события лета 1979 г. в Целинограде. Они показали, что излюбленная практика центра регулировать национальные от­ношения командным методом, игнорируя интересы коренного насе­ления, исчерпала себя. Попытка создания немецкой автономии в 1979 г. в Казахстане и выступления с протестом казахского населения и сегодня остаются одним из «белых пятен» политической истории республики.

Решение о создании немецкой автономной области в Казахстане было принято на заседании Политбюро ЦК КПСС весной 1979 г. без согласования с правительством и Верховным Советом республики²¹. Несмотря на свою антиконституционность оно не вызвало какого-либо заметного противодействия со стороны руководства Казахской ССР, в том числе и ЦК Компартии Казахстана. В область предполага­лось включить ряд районов Акмолинской, Павлодарской, Караган­динской и Кокчетавской областей, центром был выбран город Ерментау.

Сведения о создании автономной области быстро распространи­лись по республике и вызвали справедливое возмущение казахского населения. Утром 16 июня группы казахской молодежи, в основном из чиста студентов вузов и техникумов областного центра собрались на центральной площади города. Молодежь несла транспаранты на казахском и русском языках «Казахстан неделим!», «Нет немецкой автономии!» и др. Митинг принял обращение, осуждающее решение Кремля о создании немецкой автономии.

Партийное руководство области и города, действуя в традициях тоталитарной системы свело факт демонстрации и возмущение насе­ления непродуманным решением Политбюро к недостаточному уровню идеологической работы. В студенческие общежития были направ­лены группы пропагандистов для «разъяснительной работы». Заявив о том, что решения о создании автономии не существует, руководство области не без участия руководства республики по существу дистан­цировалось от автономистского проекта Политбюро ЦК КПСС.

19 июня в Целинограде состоялась еще одна демонстрация. Ее возглавили ветераны войны и труда, аксаклы, приехавшие из районов. По оценкам разных очевидцев в ней участвовало от 2 до 4 тысяч человек. Демонстранты передали руководителям области обраще­ние, направленное против образования автономии. Вслед за Цели­ноградом небольшие митинги и демонстрации состоялись в Атбасаре, Ерментау, Кокчетаве. Репрессивная кампания, последовавшая после этих выступлений, оказалась ограниченной и не сопровожда­лась (уникальный для эпохи застоя случай) судебными разбиратель­ствами даже по административным делам. Но руководство республи­ки и КГБ приложили все усилия для того, чтобы информация о демонстрациях не получила широкого распространения. Ни в печати, ни на партийных активах и пленумах нельзя было найти даже кратко­го упоминания о происшедшем.

Напряженность, годами копившаяся в национальных отношени­ях, неспособность и нежелание системы менять национальную поли­тику при начавшемся реформировании общества в середине 80-х годов привели к открытому столкновению молодой неокрепшей демократии с административно-командной системой в декабре 1986 г. В основе декабрьских событий в Алматы лежит комплекс историчес­ких, социально-экономических и политических факторов. Истори­ческие корни уходят в колониальную политику царизма, которая была продолжена большевиками в ходе осуществления индустриали­зации, коллективизации, освоения целины и залежных земель. В результате происходило неуклонное демографическое «размывание» нации, бесконтрольный грабеж общесоюзными министерствами и ведомствами национальных богатств, игнорирование экономических интересов казахского народа. Игнорировался государственный суве­ренитет Казахстана, национальная государственность оставалась простой декларацией.

Выступление казахской молодежи в декабре 1986 г., национальное по форме, не было националистическим. Оно не было направлено против других народов, в том числе против русского. Демонстрация была мирной и носила политический характер, не содержала призы­вов к свержению государственного строя.

Однако со стороны партийно-бюрократических структур респуб­лики и центра это выступление было оценено как бунт кучки наци­оналистически настроенной экстремистской части молодежи. Начав с обвинения ее в «казахском национализме», система логически пришла к нарушению национального равноправия.

Правда о характере декабрьских событий, об их масштабах и последствиях утаивалась. Постановление ЦК КПСС «О работе Ка­захской республиканской партийной организации по интернацио­нальному и патриотическому воспитанию трудящихся», от которого ждали глубокого анализа и всесторонней, объективной оценки собы­тий, вызвало не просто разочарование, а было воспринято как неза­служенное оскорбление целого народа.

Такая оценка призвана была оправдать применение силы и раз­личные репрессивные меры по отношению к участникам событий. В масштабной кампании репрессий основной упор был сделан на поиск организаторов и тайной организации. Следствие по уголовным делам велось в сжатые сроки, поверхностно. Были проведены открытые судебные процессы, повсеместно состоялись комсомольские, партийные, профсоюзные собрания, на которых настойчиво рекомендова­лось исключать участников событий из институтов, увольнять с работы. В ходе этих мероприятий было осуждено 99 человек, из высших учебных заведений исключили 264 человека, из комсомола— 758 человек, различным мерам наказания были подвергнуты 1164 членов ВЛКСМ, из КПСС соответственно 52 и 210 человек. Из органов МВД было уволено 1200 чел., из министерств здравоохране­ния и транспорта — 309, сняты с работы 12 ректоров вузов. Только в первой половине 1988 г. прошли аттестацию 78,2% партийных, 98% советских, 94% профсоюзных и 66% комсомольских работников²².

Партийные органы оказывали давление на правоохранительные органы в сторону вынесения обвинительных приговоров, а прокура­тура не реагировала на творимые беззакония. Официальные данные о последствиях событий противоречивы²³.

При подавлении беспорядков силы охраны порядка совершили неоднократные и вопиющие нарушения законности — избиение задержанных, вывоз их зимой полуодетыми за город, помещение без санкции прокурора в следственные изоляторы и изоляторы времен­ного содержания на несколько суток. При разгоне использовались дубинки, малые саперные лопатки, служебные собаки²⁴. Словом, в действиях органов власти без особого труда можно обнаружить весь арсенал средств и методов репрессивной машины, используемых в прошлом для защиты тоталитарной власти.

Таким образом, главной причиной кризисных, застойных явленийв обществе были не столько тоталитаризм и административная система, сколько нерешенность национальных проблем. Именно нере­шенность в рамках СССР национального вопроса, отсутствие в республиках подлинной национальной государственности привели кутверждению административно-командной и однопартийной коммунистической системы, всесилию тоталитаризма. Соответственно этому центральное правительство, КПСС строили национальную политику. Столь важная сфера жизни общества решалась фактически наобщественных началах: по существу она была отдана на откуп партийным органам и наделе подменялась интернациональным воспитанием, которое ограничивалось лишь пропагандой идей интернационализма.

Равноправие, субъектов Союза подменялось патерналистской политикой России в отношении других республик. Низкий уровень развития самой России в целом и отсутствие демократических тради­ций оказали негативное влияние на другие республики.

© Институт истории и этнологии им.Ч.Ч. Валиханова КН МОН РК, 2013

Не допускается использование материалов на других веб-ресурсах без согласия авторского коллектива