ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ НАЧАЛЕ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
В КАЗАХСТАНЕ
Доктор философских наук, профессор Изотов М.З. (Институт философии и политологии Комитета науки МОН РК Алматы, Казахстан)
Наука является многогранным и в то же время целостным явлением. Развитие научного познания в силу его сложной и многослойной структуры осуществляется не как монотонный, «одноплоскостной» процесс. На самом деле всегда, в любую историческую эпоху это процесс нелинейных, изменений форм научного знания, в которых постоянно возникают новые точки роста, нововведения и центры изменения, многообразные возможности и ситуации выбора. Поэтому не только возможны, но и необходимы разные модели и исторические образы развития науки.
Научное познание развивается в процессе культурно-исторического развития общества. Чтобы понять его природу, особенности и историческую динамику, необходимо рассматривать науку как социально-культурный процесс. Важно понять, как осуществляется и развивается социальная жизнь людей и их культура. Нужно иметь представление, как они определяют на разных этапах своей истории состояние и особенности познавательной и научной деятельности.
Современный стиль методологического сознания характеризуется переходом от «внутренней методологии науки», ограниченной научным знанием как таковым, замкнутым в себе образованием, к анализу системы «наука-ее социокультурное окружение», в рамках которой только и оказывается возможным выяснение глубинных механизмов формирования и развития самой науки. Понятно, что такое исследование должно носить четко выраженный исторический характер. Поэтому современная философия и методология науки не может не быть исторической методологией науки или историей науки, осмысливаемой с позиции философско-методологического анализа.
Модернизация экономической, социальной, политической и культурной жизни казахстанского общества требует, как это неудивительно, основательного знания богатейшего исторического и социального опыта собственного народа. Неслучайно, что в нашей стране ныне уделяется большое внимание освещению и представлению культурного наследия, истоки которого уходят в древние времена. Это обусловлено тем, что национальное своеобразие культуры определяется этническими, национальными особенностями социального, исторического опыта, который приобрел именно этот народ, а лучше сказать – который его выстрадал. Национальный опыт есть условия, особенности быта и жизни поколений людей, сформировавшие как их представление об общественном идеале, в том числе идеале науки, так и путях, средствах его достижения.
Следовательно, возникает необходимость в философском анализе феномена науки на казахстанской земле, начиная с древнейших времен, когда закладывались основы нашего современного мировоззрения и мироотношения. Феномен науки возникает в Казахстане отнюдь не с 1917 года, а гораздо раньше как вещала большевистская идеология. Разве не был великим ученым аль-Фараби? Знание собственной истории науки должно стать залогом становления нового научного взгляда на реальные процессы демократизации общества.
Из истории человеческого рода хорошо известно, что задолго до возникновения науки люди приобретали необходимые им знания о свойствах вещей и явлений, с которыми они сталкивались, непосредственно в процессе своей практической деятельности. Подчеркивая отличие научного знания от обыденного, часто не обращают внимания на преемственность и связь между ними. Эта связь состоит прежде всего в том, что обе эти формы познания имеют общую цель – дать объективно верное знание о действительности. Поэтому они опираются на принцип реализма, который в обыденном сознании ассоциируются с так называемым здравым смыслом. В его основе лежит представление об объективно реальном существовании окружающего мира. Рассуждения в рамках здравого смысла, как и науки, ставят своей целью достижение объективной истины и, следовательно, они должны опираться на те же законы традиционной логики, которые обеспечивают последовательный и непротиворечивый характер мышления. Но если в науке эти законы применяются вполне сознательно и могут быть использованы для раскрытия ошибок в рассуждениях, то в обыденном познании они усваиваются и используются стихийно. Тоже самое можно сказать о других критериях, способах и методах познания, которые отличают науку от обыденного и стихийно-эмпирического познания.
Как правило обыденное познание носит фрагментарный характер, его суждения не связаны друг с другом, а заключения представляют собой изолированные обобщения тех или иных результатов случайных наблюдений и поэтому они не объединены в целостную систему. Конечно, знания, существующие в обыденном и практическом познании, не используют ни абстрактных, теоретических методов исследования, ни надежных способов их проверки и обоснования, как это делается в науке. Исходя из этого можно было бы дать чисто отрицательное определение обыденному познанию. Но в таком случае полностью игнорируются всякая связь и преемственность между научным и обыденным познанием, а также можно прийти к ложному заключению, что сама наука появилась на пустом месте, из ничего.
Ясно, что наука не является простым продолжением и усовершенствованием знаний, основанных на здравом смысле. Но самое главное здесь в том, что познание, основанное на здравом смысле, может служить исходным пунктом или началом для возникновения качественно нового, критическо-рационального научного знания. В этой связи верным выглядит утверждение Карла Поппера о том, что «наука, философия, рациональное мышление – все начинают со здравого смысла» [1]. Но еще задолго до К. Поппера великий философ Аристотель, будучи основоположником многих наук и размышлявший над соотношением последних с другими видами знания специально выделил житейскую, практическую мудрость. Стагирит назвал ее «фронезисом», понимая под такой мудростью наиболее адекватную форму знания о сложных, всегда меняющихся и конкретных ситуациях человеческого мира [2].
По мысли Аристотеля, наука дает объективное и доказательное знание, но это знание общего. В человеческой же жизни нередко важнее знание частного, знание индивидуальных особенностей нечто. «Вот почему, - писал Аристотель, - некоторые, не будучи знатоками [общих вопросов], в каждом отдельном случае поступают лучше иных знатоков [общих правил] и вообще опытны в других вещах» [3].
Житейско-практическая мудрость накапливается с годами, вместе с длительным опытом деятельности, она подобна ремесленному мастерству. По мнению Аристотеля, во многих сферах человеческой жизни умение и рассудительность, подобные умению ремесленника, имеют определенного рода преимущества перед общими положениями теоретика. Но в то же время, как правильно отмечает И.Д. Рожанский, «теоретическое мышление зародилось не на пустом месте. Ему предшествовали религиозно-мифологические представления о мире, порой очень изощренные, притом заключавшие в себе ряд идей, без которых теоретическое мышление не могло бы возникнуть» [4].
В целом же можно заключить, что философско-методологическое исследование преодолевает пределы абстракции замкнутой в себе самодовлеющей науки. При этом наука рассматривается в контексте социокультурного целого, как элемент социокультурной системы. Степень развития культуры, в том числе, конечно, и научной культуры, определяется уровнем ее отношения к достоинству человека и возможностям, представляемым свободой самосознания для творческой самореализации человека как личности, а также уровнем понимания ценности жизни и свободы другого человека, гуманности, человечности и разумности. Вся история науки показывает, что последняя является завоеванием человеческой духовности, способности человека самостоятельно искать и постигать истину. И появление науки подтвердило самостоятельность и самостийность человека по отношению к миру, а также показало силу человеческого духа.
Методологически важным представляется выяснить проблему исторического «начала» науки.
Проблема обоснования генезиса науки оказалась для истории и философии науки очень сложной. Дело в том, что здесь, как и во всяком историческом исследовании, вопрос о генезисе какого-либо явления – в нашем случае науки – во многом зависит от взгляда на саму науку, на понимание данного феномена. Иначе говоря, выяснение того, как произошло то или иное явление, неизбежно упирается в то, что именно ищут в прошлом. В отношении феномена науки у ее исследователей возникает трудность эпистемологического круга, заключающаяся в том, что «для понимания того, где начинается наука, следует знать, что она такое; но выяснить, что такое наука, не впадая при этом как в ее архаизацию, так и модернизацию, невозможно, не опираясь на твердое предварительное понятие о начале науке»[5]. Действительно, проведение философского анализа, раскрывающего, что такое наука без привлечения понятия исторического начала науки будет всегда неполным и малоэффективным.
Теперь намеренно обратимся к одному из высказываний Л. Карно, который писал, что «науки подобны величественной реке, по течению которой легко следовать после того, как она приобретает известную правильность; но если хотят проследить реку до ее истока, то его нигде не находят, потому что его нигде нет… Таким же образом, если хотят вернуться к источнику наук, то не находят ничего кроме мрака, смутных идей, порочных кругов, и теряются в примитивных представлениях» [6].
Здесь нравится образ науки как полноводной реки, имеющий свой исток. Однако никуда не годится все остальное, особенно мрачный вывод о попытках найти источник наук. Впрочем, автор данного высказывания не был одиноким в том смысле, что сторонники модернизации исторического начала науки в лице А. Койре, Д. Нидама, Э. Цильзеля и других точкой отсчета зарождения и развития науки считали западноевропейскую культуру Нового времени. И до сих пор многие исследователи истории науки придерживаются такой позиции. Вместо происхождения науки у них решается вопрос об ее отличительных особенностях, определенной исторической форме науки. Заслуживающим внимания из предыдущих эпох здесь оказывается в лучшем случае лишь античная математика, а точнее геометрия.
Понятно, что такой подход к истокам и становлению науки является чрезмерно узким и таит в себе большую опасность утери полноты исторического анализа. Для решения этой проблемы необходимо осознать, что ставить науку вне культуры и вне человеческой истории никак нельзя.
Человек и только он является единственным творцом и носителем культуры. Последняя является единственным способом укоренения человека в бытии. И уже на первоначальных этапах истории человека, в архаической культуре познавательное отношение к миру составляло сердцевину данного процесса. Разумеется, неправильным будет смешивать предпосылки возникновения науки, сложившиеся в архаике, с самой наукой, ее предысторию с историей. Но ведь понятно, что без первой никогда не было бы второй. Человечеству нужно было мучительно долго, но самостоятельно пройти все этапы своей истории, в том числе, и по лестнице восхождения к науке.
Вопрос о времени возникновения науки, как впрочем вопрос о периодизации истории науки в современной литературе являются дискуссионными. Все большее признание получает периодизация, согласно которой науке как таковой предшествует протонаука (преднаука), где зарождались предпосылочные элементы науки, затем следует классическая наука, неклассическая и постнеклассическая [7]. Для нас важно отметить, что науке как таковой (науке в собственном смысле слова) предшествует преднаука (доклассический этап), где зарождаются элементы (предпосылки) науки. Здесь под ними полагаются полученные людьми знания на Древнем Востоке, в том числе в древнем Казахстане, в Греции и Риме, а также в средние века, вплоть до ХVI-ХVIII веков. Именно этот предпосылочный, преднаучный период считают началом, отправным пунктом науки в целом.
В литературе чаще всего термины «преднаука» и «протонаука» употребляются как синонимы. Мы же считаем, что для решения задач более подробного историко-научного исследования можно их различать. Поскольку самые ранние предпосылки возникновения науки относятся к позднекаменному, неолитическому веку, т.е. к той эпохе, когда человек в процессе непосредственной жизнедеятельности начинает накапливать и передавать другим знания о мире, то уместно назвать эту историческую фазу зарождения науки протонаукой. Стадию возникновения и становления научных знаний в древнем мире и в средние века мы будем именовать преднаукой.
Выдающийся казахский ученый-археолог Алькей Маргулан сделал открытие о существовании в эпоху поздней бронзы в Центральном Казахстане бегазы-дандыбаевской культуры. Она имела распространение от гор Абралы и Чингизского хребта на востоке до гор Улытау на западе. Эта уникальная культура сконцентрировала лучшие достижения древних скотоводов и металлургов Сары-Арки, т.е. степного края Казахстана. Значение этого открытия А.Х. Маргулана состоит в том, что в его трудах была представлена древняя история Центрального Казахстана, где уже во II тыс. до н.э. существовала самобытная бегазы-дандыбаевская цивилизация. Ели ранее полагалось, что севернее гор Каратау и берегов Сырдарьи не было обжитых культурных поселений, то А.Х. Маргулан обоснованно доказывал, что на территории Сары-Арки с глубокой древности существовало развитое производство, древние центры металлургии. Он писал: «Памятники завершающего этапа эпохи бронзы в Центральном Казахстане отличаются своей самобытностью, циклопическим характером жилых, поминальных и культовых сооружений, часто сделанных из массивных гранитных плит. Это первые монументальные сооружения на кульминационном этапе развития бронзы (XII-X и X-XIII вв. до н.э.), дошедшие до нас» [8].
На основе многолетних археологических исследований А.Х. Маргуланом и его соратниками было показано, что на степных просторах Центрального Казахстана в эпоху бронзы существовала высокоразвитая металлургия, базировавшаяся на месторождениях меди, олова, свинца и др. металлов. Эти исследования доказали, что бегазы-дандыбаевская культура в период бронзы начинала отделяться от андроновской культуры, так как первая характеризовалась совершенно новыми эелементами. Становление бегазы-дандыбаевской культуры происходило в предскифское время, которое завершилось затем переходом к культуре ранних кочевников по всему Казахстану. В этой связи А.Х. Маргулан отмечал, что «потомками степных неолитических племен, создавших высокую культуру, были исконные степные племена, известные в греческой литературе как азиатские скифы, или уралоалтайцы (аргипеи, аримаспы и др)» [9]. По мнению А.Х.Маргулана, этим племенам принадлежит создание оригинальной и самобытной культуры, которая отличалась от андроновской культуры автохгонностью.
В эту эпоху население занималось скотоводством и металлургией, что находит отражение в новых формах производства, строительном искусстве, архитектуре, керамике и обработке металлов. Для нас важно подчеркнуть, что научной школой академика А.Х.Маргулана и им лично были сделаны эпохальные открытия остатков процесса металлургического производства (остатки плавильных печей, трейгеров, каменных сооружений) и древних выработок добычи руды, из которой выплавлялись медь, цинк, свинец и золото. Это позволило сделать вывод о том, что при зарождении культуры неолита и бронзы Центральный Казахстан представлял собой один из центров металлургии (IV-нач. I тыс. до н.э.). А.Х.Маргуланом были открыты и описаны большое число памятников металлургии: рудники Жезказган, Саяк, Алабуга, Урпек, Имантау, Коунрад, Шакпак, древние медеплавильные центры Жезказган, Суук-Булак, Атасу, Каркаралы и др.
Еще в ХVI веке Г.Агрикола опубликовал энциклопедическое сочинение «О горном деле и металлургии» [10], где он отмечал, что рудокопы и кузнецы не были единственно необходимыми специалистами, без которых металлы не могли стать достоянием общества. Как только древние сообщества людей стали производить больше, чем это было необходимо для удовлетворения непосредственных потребностей, они все сильнее проявляли тенденцию к обмену производственных излишков на доставляемые издалека товары, в том числе изготовленные из металлов. Так и в Казахстане, среди обнаружений А.Х.Маргулана были и торговые центры Бугулы, Шортанды-Булак и др.
Кроме того, им были найдены остатки крупных гидротехнических сооружений, плотин, запруд, огражденных искусственных водоемов. Специфическим для бегазы-дандыбаевской культуры было также появление собой формы золотых украшений, изящных приземистых сосудов с шаровидным туловищем и изящной шейкой, разнообразие форм керамических изделий, орнамент из заштрихованных лент. Были обнаружены также рельефные бронзовые бляхи, золотые накладки и бронзовые украшения.
Надо сказать, что в мировой археологической науке такие сооружения (в основном культового плана) принято называть мегалитическими конструкциями. Большинство из них выполняло одновременно несколько функций – религиозно-культовую, произведения монументальной архитектуры, протонаучной астрономической обсерватории и др. Одним из наиболее известных является грандиозный мегалитический комплекс Стоунхендж в Англии, созданный на рубеже неолита и бронзового века [11]. Мегалитические сооружения строились так, что они позволяли с довольно высокой точностью ориентироваться на точку восхода Солнца, фиксировать день летнего и зимнего солнцестояния и даже предсказывать лунные затмения. На наш взгляд, и культовые сооружения бегазыдандыбаевской культуры могли выполнять протонаучную астрономическую функцию. Дело в том, что если присвающее хозяйство вполне могло обходиться лунным календарем, то производящее хозяйство требовало более точных знаний времени сельскохозяйственных работ (например, времени посева и сбора урожая, времени начала перекочевок на большие расстояния). Для измерения интервалов времени необходимо было выделить некоторые внебиологические природные «системы отсчета». В таком качестве выступали, например, точки восхода Солнца в день летнего солнцестояния и захода в день зимнего солнцестояния, наблюдения за звездной группой Плеяд в созвездии Тельца, позволявшие корректировать солнечное и лунное время исчисления. Чтобы результатами подобного рода наблюдений можно было пользоваться неоднократно, их следовало каким-то образом фиксировать. Так появилась потребность в создании соответствующих сооружений.
Большой объем протонаучных знаний функционировал на Великом Шелковом пути, пролегавшем по территории Казахстана. Здесь народы обменивались своими знаниями о мире и опытом.
Феномен протонауки имел место уже в глубокой древности и на казахской земле, так как имелся большой объем адекватных сведении протоказахов о мире, без которых было бы невозможно функционирование их уникальной и своеобразной материальной и духовной культуры.
Литература
1 Поппер К. Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002. С. 41.
2 См.: Аристотель. Соч. В 4 т. М., 1983. Т.4. С. 175-181.
3 Там же. С. 180.
4 Рожанский И.Д. Развитие естествознания в эпоху античности. М., 1979. С. 42.
5 Ильин В.В., Калинкин А.Т. Природа науки. Гносеологический анализ. М., 1985. С.28.
6 Цит.по: Ильин В.В., Калинкин А.Т. Природа науки. Гносеологический анализ. С.24.
7 См.: Степин. Теоретическое знание. М., 2000. С. 54-65.
8 Маргулан А.Х. Бегазы-дандыбаевская культура Центрального Казахстана. Алма-Ата, 1979. С. 18-19.
9 Маргулан А.Х. Указ. соч. С. 19.
10 См.: Агрикола Г. О горном деле и металлургии, в двенадцати книгах. М.: Изд-во АН СССР, 1962.
11 См.: Холинс Дж., Уайт Лл. Разгадка тайны Стоунхенджа. М., 1984.
