Развитие промышленности и ремесел

Читайте также: 

Землевладение по Ишиму и Тоболу

Землевладение по Ишиму и Тоболу. 2 часть

Каронин о культуре крестьян Сибири

Каронин об отношении крестьян к земле

Как указывает автор, между сырьем, производимым в стране, и трудом человека установились потребительские отношения «брать лишь то, что она давала». При обилии сырья, не было нужды в переработке его для обмена на другие предметы обрабатывающей промышленности. Правда, так или иначе, а надо было удовлетворять эти потребности, правда также, что чуть не до последнего времени доставка этих предметов фабричной и кустарной промышленности совершалась неправильно, дорого и плохо во всех отношениях, так что крестьянину, обладавшему лишь дешевым сырьем, по большей части не хватало средств для покупки их. Но зато у крестьянина была ничтожная культурная требовательность, позволявшая ему довольствоваться лишь суррогатами предметов промышленности.

При крайне невыгодном обмене своего сырья на чужие предметы фабричной и кустарной промышленности, он мог ограничиваться лишь своим уменьем. Когда ему надо было приобрести телегу, он сам топором делал ее; при отсутствии хомута, он ездил при одной седелке без шлеи. Тем же топором он вырубал себе корыто, колоду, ось, скамейку, сани, кадушку из пня и пр. И это дошло до последнего времени. Когда теперь осматриваешь хозяйство здешнего крестьянина, то часто поражаешься тем, что рядом лежат вещи, которые не имеют ничего общего, являясь представителями разных эпох человеческого развития; видишь, напр., корягу лесную, употребляющуюся в качестве дуги, и тюменские санки, обитые войлочным ковром, и в то время, как дуга-коряга напоминает древлян и радимичей, при взгляде на тюменские санки и ковер фабричный, вспоминаешь лишь недалекие годы нынешнего века. Рядом с грубейшею и безобразнейшей подделкой у каждого крестьянина имеется предмет, в котором видны чистота, вкус и техническая ловкость.

Это только показывает, что приобретение такого рода вещей шло независимо от воли крестьянина. Привезена такая-то вещь на ярмарку и соответствует его карману - он приобретает ее, а если она не привезена или дорога ему кажется - он обходился без нее или заменял ее произведениями своих собственных неумелых рук.

Таким образом, существование всех здешних производств ремесленных является чистою случайностью, так же, как и их происхождение. Попадали случайно сюда какие-нибудь ремесленники - и в данной местности возникала промышленность, и, если она совпадала с потребностями этой местности, то ее существование было упрочено. Сами же коренные жители не обладали ни техническою ловкостью, ни техническими знаниями, ни даже жаждой этих знаний, являющейся при известной развитости мысли, а мысль здесь была первобытная, неповоротливая, ленивая.

Таким образом, на вопрос, какие есть здесь ремесла, каждый крестьянин отвечает, что никаких ремесел здесь не было и нет. Первое - несомненная правда. Но что касается настоящего времени, то кое-какие ремесла все-таки есть здесь, хотя в общей экономии страны они играют крайне незначительную роль. Случайно возникшие, они и не представляют собой существенного содержания народной жизни.

Здесь есть заводы и кустарные производства. О первых мы не станем говорить, не столько по их ничтожному числу, сколько потому, что собственно для крестьян и для характеристики их жизни они не имеют значения. Принадлежат они городским жителям и держатся не коренными рабочими силами, а пришлым, по большей части ссыльным элементом. Для крестьян же заводы имеют только то значение, что сейчас же вслед за возникновением их является усиленный спрос на деревенское сырье, - для винокуренных заводов является сильный спрос на хлеб, для паточных на картофель, для кожевенных на кожи, а, кроме того, возникает усиленное истребление лесов, идущих на дрова для заводов.

Кустарные производства, напротив, поддерживаются самими сибиряками, хотя происхождение их не здешнее. По своему характеру эти производства делятся на два рода; одни из них еле влачат свое существование, не представляют оригинального развития местной техники, а являются лишь подражательными, случайность их возникновения несомненна; не подлежит сомнению и случайность их настоящего существования. Другие ремесла представляют выражение местной, самобытной потребности, не зависят от ввозной торговли и по своей выгодности и прочному существованию не имеют ничего общего с первыми.

Вначале автор рассмотрел кустарные ремесла первого рода. В Курганском округе есть так называемая Тебеньковская или Тебенякская волость. По своим естественным условиям она мало чем отличается от всех остальных волостей этого округа, разве только тем, что земля здесь менее плодородна, леса реже и мельче, чем в другой какой волости. Посевы хлебов здесь меньше, сенокосы не дают такого количества, как в других волостях. Но все это могло случиться не от естественных недостатков почвы, климата и пр., а от того, что жители этой волости отвлекаются от земледелия другими занятиями, именно кузницами и слесарными заведениями, рассеянными в огромном числе по всей волости.

Производство железных и стальных предметов в общем очень значительно; предметы эти расходятся на значительное расстояние - в Ялуторовске, в Кургане, в Ишиме, в Тюкале, в Туринске и Таре. Быть может даже они заходят на крайний север. Во всяком случае, пожаловаться на отсутствие сбыта для изделий Тебенякской волости нельзя, тем более, что изделия эти не предметы роскоши, а предметы первой необходимости для крестьянского хозяйства: здесь делают кольца к дугам, кольца к хомутам, гвозди, шилья, петли, пробои, вилки, ножи, топоры, косари, замки, терки, шабалы и пр. Нет такого предмета первой необходимости из железа или стали, на котором бы тебенякские кустари не попробовали свое искусство. Даже складные ножи сложного устройства и замки можно встретить иногда между их изделиями.

Но, может быть, эта разносторонность и составляет одну из причин всех неудач, которые терпят тебенякские кустари. В самом деле, очень трудно быть совершенным во всех родах искусства.

На каждой ярмарке здешних мест вы можете встретить торговца железными изделиями, сидящего на рогожке, прямо на земле, без всякой лавки. Потому что продает он изделия тебенякских кустарей, которые в лавки железные попадают только случайно. В самом деле, несмотря на разнообразие тебенякских изделий, все они крайне грубы и баснословно дешевы; обыкновенный столовый нож вовсе не очищен и воткнут в ручку, которая еле обтяпана топором, но зато это тебенякское чудовище стоит 12 коп.; тут же рядом лежит другой нож, сделанный из сабли прекрасной стали, но продается он за 15 коп. И здесь же нередко вы встретите чистую, отличную вещь, которая вас поражает своею ценой: за маленький топорик, прочный и красиво сделанный, вы платите четвертак. H есть много других хороших изделий, но столь же малоценных.

Разбирая причины этой загадки, автор приходит к выводу, что вся эта промышленность поставлена искусственно, случайно и основана на недобросовестности.

Прежде всего, кустари, имеющие кузницы, закупают железо не сами, а через особых скупщиков, которых всего несколько человек на всю волость. Скупщики имеют сношение с уральскими заводами, откуда и берут железо. Но покупают его не на наличные, а в кредит, вследствие чего цена железа, по которой они берут, всегда значительно выше действительной. Кроме того, по ограниченности кредита, скупщики еще искусственно поднимают цену железа, перебивая друг у друга благосклонность начальства уральского завода, пуская в ход и лесть, и пресмыкание.

Раздобыв таким путем железа, скупщики раздают его уже кустарям, конечно, также в кредит и с обязательством купить у кустаря все вещи, которые он наделает из данного железа. Но так как кустарь берет в долг не только железо, но и деньги вперед, то цена на изделия зависит вполне от скупщика: какую он цену назначит, ту и должен взять мастер-кустарь.

Последнему, в свою очередь, нет никакого расчета делать хороший предмет, иначе он умер бы с голоду. Он работает над каждою вещью столько, сколько нужно для того, чтобы она походила на свое название, хотя он способен произвести и более удовлетворительные предметы, да и производит их, но затем, вероятно, раскаивается; его добросовестность и труд не окупаются, отнимая y него только кусок хлеба.

Все это понимают и сами тебенякские кустари, говоря, что сделать из хорошего железа можно и хорошую вещь, да только надо, чтобы и самая-то вещь не теряла цены, а, между тем, низкая цена для тебенякских изделий обязательна, в виду подавляющей конкуренции русских, напр., тульских изделий. 

«А как-же я буду стоять супротив российского, ежели тот пускает свою вещь дешево? Ему можно дешевит, он, ежели уж нож делает, так всю жизнь и сидит на ноже, а потому скоро работает. Мне же на одной вещи нельзя держаться, а все надо уметь; вдруг нож не пойдет, куда же мне его девать? Мне с российским нельзя равняться, а потому я должен делать все кое-как. Какая же мне выгода делать честно, если я и железо-то в три дорога возьму, да и работу-то свою должен продать за ничто? Нож этот самый на базаре двенадцать копеек, а ведь скупщик мне заплатит не 12, а 5 копеек, а то и 3 копейки. Вот тут и живи!».

Ясно, что все это дело случайно возникло, искусственно поставлено и поддерживается только благодаря традиции, слишком глубоко пустившей корни, чтобы по желанию бросить его. A было бы лучше, если бы тебенякские кустари бросили свое пропащее дело и перешли к другим занятиям. Теперь же они только отвлечены от земледелия, но и к делу выгодному не приставлены.

Их земледельческое хозяйство ведется плохо. Нередко они покупают хлеб. Но заработки их ничтожные. Поэтому живут они хуже крестьян не-мастеровых, работа их тяжелее, положение более зависимо. Все они целиком находятся в руках скупщиков, у которых они забирают железо и деньги; продавать самостоятельно свои изделия также не могут, всегда принужденные отдавать весь свой товар кредиторам. Их положение даже несравненно хуже тех кузнецов-одиночек, которые не владеют землей и которые рассеяны там и сям по большим селам и городам, потому что работа последних заказная и находится вне сферы конкуренции, а потому и оплачивается хорошо: такой кузнец не только за три копейки, но и за сорок копеек не согласится делать кухонный нож.

Автор привел пример Тебенякской волости, во-первых, потому, что это единственное большое кустарное гнездо, где целая масса людей работает над одним ремеслом, и, во-вторых, затем, чтобы выяснить вообще положение здесь той кустарной промышленности, которая принуждена конкурировать с российской. Чрезвычайная дешевизна изделий русских ложится тяжелым гнетом на местную производительность того же рода. Вообще эта производительность является бесцельною, подражательною и искусственно поддерживающеюся. Изделия такого рода с меньшими хлопотами и лучшего качества доставляются Россией.

Да и нет такой кустарной деятельности во всех трех округах; Тебенякская волость единственная в своем роде, по крайней мере, нам неизвестно более ни одной волости, села, деревни, жители которой сплошь занимались бы каким-нибудь ремеслом в подражание русским кустарям. Очевидно, что положение и условия местной жизни не вызывают такого рода труда.

Остальные производства находятся в руках единиц и по своей ничтожности не оказывают никакого влияния на местную жизнь.

Совсем в ином положении находятся те производства, которые вызваны местною потребностью, оригинальны по своему характеру и избавлены от необходимости конкурировать с более развитою русскою промышленностью. Общая черта их состоит в том, что они пользуются местным сырьем и не поставлены в необходимость выписывать его издалека. Пока предметы этих производств имеют только местное значение, но со временем они могут расходиться и на-сторону.

Примером для иллюстрации этих положений служит пимокатство. Правда, сплошь, кажется, ни одна деревня здесь не занимается пимокатством, но общее количество пимокатов так велико, что значение этого дела для всех трех округов неоспоримо.

Пимы или по-русски валенки самая распространенная в Сибири обувь, и любовь к пимам сибиряков нельзя назвать неосновательной. Пимы - дешевая, здоровая, прочная обувь. Никакая другая обувь не была бы так выгодна и так подходящая к здешнему климату, как пимы. В иные дни жестоких морозов ничто не могло бы спасти ноги от холода, а пимы удовлетворительно исполняют свое назначение; они не только теплы и легки, но и дешевы, как никакая другая обувь.

Уже одно это могло бы дать пимокатству прочное основание, но кроме этого и все остальное является поддержкой для пимокатства.

Пимокату-кустарю незачем обращаться к посреднику для покупки шерсти; шерсть он закупает сам в наиболее благоприятное время и, следовательно, дешево; притом он может выбрать материал самый подходящий для себя. Затем, при сбыте своих изделий, он не обращается также к посреднику-торговцу, а продает свой товар непосредственно потребителю; если же иногда и сбывает его целым возом скупщику, то берет выгодную для себя цену, потому что не находится ни в какой зависимости от какого бы то ни было скупщика.

Пользуясь всеми этими выгодами, пимокат-крестьянин работает только тогда, когда свободен от земледельческих работ, вследствие чего хозяйство его не падает, а улучшается. Вообще пимокаты-крестьяне живут зажиточно. Несомненно, что выбранное ими ремесло очень выгодно.

Жаль только, что технические приемы здешних пимокатов крайне несовершенны. Шерсть бьют они традиционною тетивой, катают ее больше всего силою мускулов. Кроме того, изделия их однообразны - одни пимы; другие предметы этого рода: валеные калоши чесаные валенки, ботинки и туфли - ничего этого они не умеют делать. При известном усовершенствовании своего дела, они могли бы сбывать свои изделия и в Россию, находясь в более выгодном положении, чем производители валеных вещей в России. Несмотря на разнообразие и наружную чистоту валеных изделий России, они уступают в прочности и доброкачественности сибирским, да притом же чуть не вдвое дороже последних.

Таким образом, обилие сырого материала - первое условие для того, чтобы данная промышленность получила значение не только для здешней местности, но и для сбыта.

Одно производство стало здесь развиваться недавно, которое может иметь хорошее будущее при известных условиях. Мы говорим о добывании крахмала из картофеля. Когда в Курганском округе начали устраиваться паточные заводы, то окрестные жители принялись засевать большие поля картофелем. Но, иногда, за удовлетворением нужд заводов, оставались излишки в картофеле, которого девать было некуда. Тогда-то кое-где и стала развиваться выработка картофельной муки.

Производство это по большей части находится в руках женщин, которые на досуге делают крахмал, но без малейшего знакомства с техническими приемами, по способам первобытным и крайне невыгодным. Картофель измельчается на простой терке для хрена или толчется в деревянной ступе, затем масса отстаивается в воде; когда на дне сосуда образуется слой крахмала, воду сливают, а крахмал сушат просто на печке, где нередко множество тараканов, отчего, при покупке такой муки, всегда можно встретить известное количество крыльев, ножек и других частей «прусаков». Кроме того, мука не подвергается ни малейшей очистке, потому что способы очистки крахмала совершенно неизвестны производителям.

Тем не менее, картофельная мука местного изделия хорошо разбирается, потому что вдвое, а иногда втрое дешевле привозной. Производство, несомненно, могло бы быть. прочным и выгодным. Обилие и дешевизна сырого материала - картофеля, работа на досуге, между делом, обеспеченный сбыт, - все это сильно могло бы развить крахмалозаводство, если бы между его производителями были распространены какие-нибудь технические знания.

Теперь же выделка крахмала производится в мизерных размерах; исключителен тот случай, когда женщина вырабатывает за зиму пуд муки, продавая фунт за двенадцать коп. Чаще же всего одна работница не в состоянии выделать более 15 фун. за зиму и не может продать дороже восьми коп. Так что, если мы и говорим об этом производстве, то не с целью описать то, что есть, а лишь с намерением показать то, что могло бы быть.

Это именно как раз относится ко всем остальным кустарным ремеслам здешних мест: их нет, но они могли бы быть.

Так, выделка кож могла бы дать выгодный заработок для сотен народа, в особенности в Тюкалинском округе, богатом скотом. Там и теперь есть несколько десятков заведений кожевенных, но все это заводы, принадлежащие городским жителям и поддерживающиеся наемным трудом, кроме того, кожи делаются там самого низшего достоинства и продаются чуть не за треть цены казанских кож. Между тем, из всех трех округов ежегодно в Россию отправляются миллионы кож в необделанном виде.

Точно также могло бы быть очень выгодным дубление бараньих шкур, а теперь тулупы, полушубки и бараньи меха привозятся или из России, или из киргизской степи. Те немногие попытки на месте обрабатывать бараньи меха, которые изредка рассеяны по трем округам, принадлежать отдельным единицам и не могут идти в счет.

Мы не упоминаем также о том, что здесь широко могли бы быть поставлены салотопенные, мыловаренные и свечные заводы, тогда как в настоящее время их или вовсе не существует (мыловаренных и свечных), или они влачат жалкое существование, выделывая продукт плохой и недобросовестно, - не упоминаем потому об этом, что все эти производства требуют некоторых машинных приспособлений, тогда как крестьяне могут пускать в ход только ручной труд, вследствие чего для кустарей все эти производства недоступны.

В конце концов, что же остается от поисков кустарной промышленности во всех трех округах? Одни пимы.

Далее автор переходит к описанию промыслов. Первое, на что он обращает внимание, - это отсутствие массовых отхожих промыслов, которыми живет большая половина России.

Из остальных, единичных промыслов, производящихся на месте, следует упомянуть о рыболовстве, существующем в Ишимском, Тюкалинском и немного в Курганском округах. Некогда этот промысел имел громадные размеры и доставлял значительные средства для тысяч крестьян; сотни возов развозились по ярмаркам, целые обозы двигались на Ишимскую ярмарку. Правда, рыба здешняя не из дорогих - окунь, чебак, щука и налим, но зато количество рыбы было громадно.

Теперь этот промысел почти в полном упадке. Большинство Ишимских озер, даже такие, как Черное, Медвежье, Станичное, Щучье, медленно, но постепенно уменьшаются в размерах, а рыба в такой мере уменьшилась, что в иные годы труды и хлопоты артелей не окупаются. Даже караси перевелись. «Бог их знает, отчего», - говорят старики из рыбаков.

Но все-таки рыбный промысел и до настоящего времени дает заработок большому количеству деревень. Улов сбывается по ярмаркам или в сыром виде, замороженною рыбой, или в сушеном, но сушатся только караси и притом так плохо, что потребляются только местными жителями. Караси распластываются и сушатся в печках; потом рыба вздевается на палки и в таком виде идет в продажу. Соли не употребляется при этом вовсе и потому, быть может, эта оригинальная рыба отзывает мылом. Но крестьяне охотно раскупают ее для лета, когда свежей рыбы или мяса негде достать.

После рыбного промысла первое место занимает охота на дичь - тетеревов, куропаток, рябчиков и зайцев.

Когда-то эти промыслы давали заработок многим людям, но в настоящее время все это быстро падает. Тетеревов, куропаток и рябчиков ловят, конечно, и до сих пор еще сетями в лесистых местностях, но дело в том, что мест этих осталось немного, да и они часто стоят пустыми; сети расставляются, но снимаются пустыми. Волости посередине Курганского округа, север Ишимского и граница Тюкалинского и Тарского - вот еще где водятся куропатки, тетерева и рябчики; в остальных местностях охота уже производится только ружьем, что для крестьян невыгодно.

Зайчиный промысел, быть может, не так сократился, как предыдущий, но и его ждет та же участь. Заячьи шкурки во множестве отправляются в Россию, а оттуда заграницу, но прямо в сыром виде, причем шкурка продается от семи до десяти коп. Когда я рассказал одному охотнику, что делается со шкурками его зайчиков, как они отправляются в Москву или Нижний, а оттуда в Германию, и как через некоторое время возвращаются назад, но уже неузнаваемыми по виду и цене, то охотник был поражен до глубины души. 

- И дураки же мы! - воскликнул он. 

- И эти дорогие шкурки идут опять в Ишим?

- Да, и в Ишим, может быть.

- И, может быть, я и покупаю такую шкурку за 1 р. 20 к.?

- Может быть.

- Да, может быть, и шкурка-то с того самого зайца, которого я сам поймал и продал за 8 коп.!

- Очень может быть.

- И она уже стоит 1 р. 20 к.?

- Да.

- Ну, и дураки же мы!

Здесь делались попытки обрабатывать заячьи меха, но, при полнейшем незнании этого дела, кончились ничем, а подкрашиванье шкурок, сортировка их и очистка даже и не приходили никому в голову, да едва-ли когда-нибудь и придет, а если и придет такая мысль, то тогда, когда зайцы все будут истреблены.

Таким образом, главная характерная черта здешних ремесел и промыслов – это случайности и мелочи. И богатство вместе с разнообразием этих мелочей и случайностей таково, что дает сильную окраску всему строю крестьянской жизни, доставляя в то же время большинству известный заработок. Редкий житель здешней деревни носит в себе какую-нибудь одну специальность, определенный род занятия, но каждый занимается всем понемножку. Он в одно и то же время и охотник, и шорник, и плотник, и торговец и т.п. И кроме всего этого он земледелец.