Абай родился 10
августа 1845 г.
в Чингизских горах Семипалатинской области (по нынешнему административному
делению) от одной из четырех жен Кунанбая, старшего султана Каркаралинского окружного приказа.
Семья Абая была аристократической, дед Оскенбай и прадед Иргизбай главенствовали в своём роду в качестве правителей и биев.
Ибрагиму повезло и в смысле уюта и семейного воспитания, поскольку и мать Улжан, и бабушка Зере были чрезвычайно одарёнными и обаятельными натурами. Именно с лёгкой руки матери данное отцом имя было заменено на ласкательное Абай, ибо мальчик отличался от других детей внимательностью и несвойственной детскому возрасту вдумчивостью.
Начатое в раннем детстве приобщение к устному народному творчеству и домашнее обучение было продолжено в медресе имама Ахмед-Ризы. Одновременно Абай учился и в русской школе, к концу пятилетней учёбы он начинает писать стихи.
Философия, писал Гегель, есть эпоха, схваченная в мысли. Но чтобы схватить в мысли эпоху, для этого необходимо быть мыслителем в самом высоком смысле этого слова. Одним из таких мыслителей в Казахстане во второй половине XIX в. был Абай Кунанбаев.
Под мыслителем мы, в данном случае, подразумеваем не того, кто творит, как монах, запершись в узкой келье и, копаясь в древних манускриптах, пытаясь выудить оттуда какие-то важные закономерности общественного развития. Абай как мыслитель хотя и принадлежал к элите казахского общества, но никогда не отгораживался от нужд простого народа, напротив, именно как мыслитель он жил тем, чем жил его народ, болел его болями, страдал его лишениями. Радостей же мало выпадало его народу, и как же он мог сам жить и радоваться? В подвиге Абая, а вся его жизнь и была самым настоящим подвигом, ибо он жил интересами своего народа, боль, не чужая, но простых казахов, отзывалась болью в большом сердце Абая – мыслителя и Человека.
Не о преумножении богатства и, прежде всего, скота, радел Абай, как мыслитель и патриот своей Родины, его сердце плакало кровью, ибо он слишком хорошо знал, нужды и чаяния своего народа, чтобы довольствоваться устроенным для себя миром.
Импульсом к раскрытию глубоких потенциальных способностей Абая стало его общение со ссыльными русскими социал-демократами Е.П. Михоэлисом, Н. Долгополовым, С. Гроссом. Обращение Абая к русской литературе, которая переживала в то время творческий подъём, было тем более естественным, что в восточной традиции поэтическое слово ценилось чрезвычайно высоко.
В общечеловеческой системе Абая первостепенное значение отводится нравственному примеру и языкам. Через родной язык, отмечает мыслитель, открывается окно в огромный мир, человечность и широта взглядов обязывают изучать языки других народов, ибо только таким образом можно человеку-мыслителю почувствовать связь с гениями мирового духа.
Существуют десятки определений человека, разумеется, наиболее приемлемым, как правило, полагается научное: представитель рода homosapiens. Но всегда ли и всякий ли человек оправдывает столь лестное для него определение? Говорят, человек это то, то или то, но иногда представляется, что всякое определение не совсем точно, потому что одни люди рождены, чтобы повелевать, а другие рождаются для того, чтобы повиноваться. Таковы многие, но Абай же, как горная вершина, высоко возносился над серыми буднями повседневности, над суровой, чтобы не сказать жестокой, действительностью своего времени.
Хотя Абай хорошо изучил труды немецких философов, но не стал последователем, например, антропологического материализма Фейербаха, напротив, рассматривал анатомическое строение человека и его органов не как продукт развития природы, а как результат творческой деятельности божества, его мудрости и любви к человеку. С другой стороны, такая мировоззренческая позиция мыслителя не помешала ему, подобно Фейербаху, сделать человека, по сути, универсальным высшим продуктом своей философии.
Абай впитал в себя многое из того, что несли восточная и арабская культура: Коран, «Тысяча и одна ночь», был знаком с творчеством Фирдоуси, Низами, Саади, Навои, изучал труды Аристотеля, Сократа, Спинозы и Спенсера.
Абаю оказалась чрезвычайно близка по духу поэзия Пушкина, Лермонтова, Гёте, Байрона, Шиллера и он хотел познакомить свой народ с вершинами мирового духа. В своих переводах на казахский язык Абай тонко передавал дух переводимых стихов и адаптировал их к мироощущению своих соплеменников.
На протяжении 20 лет ярко расцветает разносторонний гений Абая, он завоёвывает необычайный авторитет и невиданную доселе в степи популярность. К нему стекаются акыны, певцы, композиторы, вокруг него объединяется талантливая молодежь, создаются социально-философская и литературная школы.
Нравственно-этические взгляды Абая не были плодом исключительно личного наблюдения за жизнью и общественным устройством казахов. Абай основательно изучал труды философов древности Платона и Аристотеля, а также сочинения немецких философов Нового времени – Канта, Гегеля, Фейербаха.
Этические и эстетические проблемы, при всей их важности не могли быть решены безотносительно к решению более общих вопросов философии. Одним из таких вопросов был вопрос об общих основаниях бытия и познания, Бога и человека.
Мудрый Абай любил повторять слова пророка Мухаммеда: «Хороший человек тот, который приносит пользу людям» [«Гаклия» – «Слова назидания», Слово тридцать восьмое]; к нему самому как никому другому можно отнести эти слова.
Сочинение «Гаклия» («Слова назидания») или «Кара соз» («Слова в прозе»), занимает особое место в творчестве Абая, – под этим наименованием объединены сорок пять «Слов» – небольших, тщательно обработанных, художественно-стилистических, законченных фрагментов. Термин «кара» (чёрный) в сочетании с термином «соз» (слово) чрезвычайно многозначен: это и обозначение печали, и обозначение прозы, в отличие от рифмованной речи и текста, а также идущее от тюркской традиции обозначение чего-то значительного, важного, первостепенного.
«Слова назидания» – это и непосредственное обращение к читателю, как бы собеседование, и откровенный разговор, своеобразный плод «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», и философия жизни отдельного человека на фоне судьбы народа.
«Слова назидания» по жанру близки к тому, что в чингизовской традиции называлось «биликом» – метким изречением, рассказом о жизненном примере, имеющем форму образца.
Название «Книга слов» или «Слова назидания» Абая не совсем точно передают жанр сочинения мыслителя. По европейской традиции «Кара-соз» относится к жанру афоризмов и максим, а по сути это исповедь, чрезвычайно глубокий и ответственный жанр, требующий от писателя искренности и предельной честности, по сути перед нами «обнажение души» человека, поэта и философа.
Сорок пять «Слов назидания» – это философские раздумья поэта о волнующих его жизненных проблемах и глубоко грустная беседа «с глазу на глаз» со своим слушателем. И, обращаясь к нему, поэт вопрошает себя: может быть, «править мне народом?», «умножать ли мне знания?», «заняться исполнением обрядов религии?», «заняться воспитанием детей?».
Наконец, так Абай объясняет решение записать «свои мысли»: «Бумага и чернила станут отныне моим утешением… Может быть, кому-то придётся по душе какое-нибудь моё слово и он перепишет его для себя или просто запомнит, если нет – мои слова, как говорится, останутся при мне». [Слово первое].
Бессмертными стали многие строки из «Книги слов»: «Человек рождается на свет с плачем и уходит скорбя» [Слово четвертое]; «Человек набирается ума, запоминая слова мудрых» [Слово девятнадцатое]; «Тот, кто ищет похвалы у близких, уверен, добьётся её, расхваливая и вознося до небес самого себя» [Слово двадцать первое]; «Ученый и мыслитель – гордость человечества. Ими становятся те, у кого больше чувств и ума. И мы не придумываем науку, она появляется как результат наших ощущений, наблюдений и размышлений о созданном вокруг нас и организованном для нас мире» [Слово сорок третье].
В «Книге слов» Абай вкладывает в уста Сократа то, о чём сам прежде основательно размышлял, полемизируя с Аристодимом, философ говорит: «Ты согласишься, конечно, с тем, что вершина творений создателя - это человек. Но разве творец не наделил его пятью органами чувств, будучи уверенным в их необходимости человеку? Неужели ты находишь в человеке случайные, неразумные органы?
Например, нам даны глаза, чтобы видеть. Если бы их не было, как бы мы могли любоваться красотой мира? Глаза нежны, и для того, чтобы сохранить их, существуют веки: они открывают и, когда нужно, закрывают глаза от ветра и соринок, а брови отводят пот, стекающий со лба.
Если бы не было ушей, человек не слышал бы ни шума, ни грохота, не настораживался бы от шороха или крика, не наслаждался бы песнями или звуками мелодий.
Если бы нос не чувствовал запахов, человек не тянулся бы к благовониям и не бежал бы от зловония. Ему было бы всё равно.
Наконец, если бы у человека бы отсутствовали небо и язык, то он не смог бы изведать сладость или горечь пищи.
Разве это всё не на пользу человеку?
Глаза и нос расположены недалеко от рта, чтобы человек видел чистоту и слышал запах принимаемой еды. Однако другие необходимые человеку отверстия, извергающие отбросы из тела, расположены подальше от головы, от благородных органов познания. Разве можно сказать, что это всё случайное проявление разума творца?» [Слово двадцать седьмое].
Если бы только в науке все было так ясно, чтобы можно было с уверенностью знать, в каком направлении следует двигаться, и что делать. Когда мы в затруднении, нам всегда придет на помощь мудрый, стоит только обратиться к нему: «Сила, Разум, Сердце поспорили, кто из них нужнее человеку. Убедившись, что не могут прийти к согласию, они обратились за помощью к Науке… Соединитесь же вместе, и, как я уже говорил, пусть вами руководит сердце! Если это произойдет, и вы сойдетесь в одном человеке, то он станет праведником. Пыль с подошв его ног будет исцелять слепых. В этом – в гармонии и чистоте человеческой жизни и заключается смысл существования великого мира. Если вы не сможете объединиться, то я отдам предпочтение Сердцу – царю человеческой жизни. Так решила спор Наука» [Слово семнадцатое].
«Кара-соз» («Гаклия») – это как бы и вывод, и итог жизни: «Хорошо ли я прожил до сегодняшнего дня, но пройдено немало: но вот когда уже виден конец пути, когда обессилел и устал душой, я убеждаюсь в бесплодности своих благих стремлений, в суетности и бренности человеческой жизни».
«Хоть и существую я, но поистине мёртв. Не могу разобраться, в чём причина: то ли в бессильной досаде на сородичей, то ли в отверженности от самого себя, то ли ещё в чём-то. По внешнему виду я вполне здоров, изнутри же мёртв. Смеюсь ли, не чувствую радости. Что бы ни делал, говорю ли, смеюсь ли – всё это как совсем не моё, а кого-то иного».
«Не пойму, как я отношусь к своему народу: питаю к нему неприязнь или люблю? – Если б любил, то без малейшего сомнения одобрил бы его нравы и среди всех черт нашёл бы хоть одну, достойную похвалы. Моя любовь не давала бы погаснуть вере, будто мои соплеменники обладают качествами, присущими великому народу. Но нет у меня этой веры», – подводит черту Абай.
Прошло девять лет, прежде чем Абай написал все сорок пять «Слов-бесед», и высказал в них сокровенные думы, чаяния, скорбные жалобы на равнодушных к голосу поэта современников. «Прожита жизнь – спорил я, боролся, судился, имея одни хлопоты, и в них обессилел, устал и убедился в бесцельности всего сделанного»:
Я с утёса кричал,
Мне простор отвечал –
Отвечали горы и дол.
Но услышав звук,
Я искал вокруг:
Как, откуда тот звук пришёл?
Был всё тот же утёс иной, –
Отклик есть, но отклик пустой.
***
Велика у меня,
Широка родня, –
Одиноким быть нет причин,
Велика семья, но не понят я
И живу средь людей один.
Как могила шамана, я
Одинок – вот правда моя!
Внимательное и вдумчивое чтение и изучение «Слов», – это и будет данью памяти великому и мудрому Абаю, к которому вполне можно отнести некогда написанные им строки:
Можно ли того назвать умершим,
Кто миру дал бессмертные слова.
Абай Кунанбаев – великий поэт, писатель, общественный деятель, основоположник современной казахской литературы, реформатор культуры в духе сближения с русской и европейской культурой на основе просвещённого ислама.
Гонгало В.М.
(СКГУ им. М.Козыбаева)
Литература:
1. Абай. Книга слов. Алматы, 1992.
