Тем не менее, этиология чумы ни на шаг не сдвинулась с мертвой точки. Вопрос был не так прост, а ее ответ требовал не только работу мысли, всесторонних исследований, но и детального изучения жизни населения чумных очагов.

Борьба с чумой в Уральской губернии отличалась некоторыми особенностями в зависимости от местных условий, причем кроме борьбы с отдельными вспышками чумы необходимы были также общие противочумные мероприятия.

Борьба с отдельными вспышками чумы.

Прежде всего, была необходима  как можно ранняя локализация заразы (1-ый акт борьбы). Первый приехавший на место врач, обычно врач-участковый, должен был произвести самое тщательное предварительное обследование.

Картина начала чумной вспышки обычно была следующей. На похороны погибшего от чумы собираются родственники, труп обмывается, оставшиеся после умершего вещи раздаются участникам похорон, которые иногда уезжают на соседние урочища. То же самое происходило на похоронах второго и третьего умершего, а дальше умерших обычно уже не хоронили так быстро. Следующие друг за другом смертные случаи заставляли население заподозрить чуму. Трупы бросали на месте, a оставшиеся откочевывали из очага.

При производстве предварительного обследования необходимо было выяснить всех участников похорон, находившихся в соприкосновении с больными и умершими, получивших в подарок вещи. Все они считались «подозрительно-здоровыми» и находились под наблюдением, куда бы ни уехали. Если условия местности позволяли (очаг небольшой, локализованный) то должно было быть поставлено круговое оцепление. Если же, что бывало чаще, очаг был разбросан на большом пространстве, то оцепление было нецелесообразным, и в таком случае рассматривался вопрос о карауле. Всякие отношения с подозрительно-здоровыми находились под строжайшим контролем. Караул, к слову, вполне решал задачу, что говорило, что без крайне стеснительного кругового оцепления можно было обойтись. Подозрительно-здоровые или оставались на местах или их свозили в т.н. концентрационный лагерь, который устанавливали вблизи лагеря медицинского персонала. Что лучше и удобнее, это может быть решено в каждом отдельном случае. При большой разбросанности подозрительно-здоровых и недостатке медперсонала концентрационный лагерь был более удобным.

Идеальной изоляцией подозрительно-здоровых была изоляция индивидуальная, но она представляла и некоторые неудобства, да и не всегда была возможна. Приходилось останавливаться на изоляции посемейной. В теплое время изолируемые помещались небольшой импровизированный шалаш из кошем, в холодное время - в землянках, причем, при недостатке последних, иногда поневоле помещали в землянку 2-3 семьи.

Локализация закончена. Можно ли было ограничиться ей одной? Безусловно, нет. Изоляция, несоединенная с другими мерами, иногда давала большую смертность, чем полное невмешательство. При последнем население, заподозрив чуму, откочевывало из очага, по крайней мере, в теплое время. Во время перекочевки зараженные вещи и одежда подвергались действию солнечных лучей и иссушающего ветра, и таким образом происходила естественная дезинфекция.

При редкости населения, при его боязни чумы (с подозрительно-здоровыми остальное население не вступало в контакт в течение 6 недель) вспышка обычно не достигала большого размера и прекращалась сама собой. Возможно, что так и происходило прекращение чумных вспышек в тех случаях, может быть и нередких, когда они оставались незамеченными.

Когда же производилась изоляция подозрительно-здоровых, то ухудшалось их положение, приковавшее их к зараженному месту и к зараженным вещам. Необходимо было парализовать приносимый этой мерой вред. Вместе с изоляцией необходимо было произвести эвакуацию - отделение изолируемых от всего зараженного (2-й акт борьбы).

Эвакуируемых приводили в проходную баню. В раздевальной они сбрасывали зараженную одежду, которая поступала в дезинфекцию, в бане мылись зеленым мылом и дезинфицирующим раствором (напр., сулема 1:1000), в одевальне получали чистое белье и одежду, взятую из противочумного склада

Устройство проходной бани было нетрудным. В теплое время ставили кибитку. С одной стороны, к ней пристраивали кошару для раздевальни, с противоположной стороны стояла такая же кошара для одевальни. В зимнее время можно одно из окон землянки переделать в дверь и к ней пристроить шалаш для раздевальни (неважно насколько внутри было холодно – раздеваться не требовало много времени). Так, землянка превращалась в баню, а сени - в раздевальню.

Эвакуированных переводили в чистое помещение, в котором они находились под наблюдением в течение 5 дней. В случае заболевания кого-нибудь из них, производилась повторная эвакуация остальных. С окончанием эвакуации заканчивалась наиболее спешная работа. По истечении 5 дней после производства эвакуации всех подозрительно-здоровых заболевания обычно прекращались. Инкубационный период чумы не превышал 5 дней. Следовательно, в течение этого времени еще могли заболевать те, которые приходились в инкубационном периоде, а затем заболеваний уже не было.

Так обычно и происходило при правильном ведении борьбы. Если по истечении 5 дней после производства эвакуации появлялись новые заболевания, то это указывало на допущенную погрешность - или кто-нибудь из подозрительно-здоровых ускользнул от изоляции, или эвакуация была произведена неправильно. Отсюда ясно, насколько важно было рано начать борьбу с чумой и провести ее тщательно.

Теперь наступает 3-й акт борьбы с чумой - уничтожение заразы. Хотя опасность ее была временно устранена, но она могла дать новую вспышку в будущем. Разные способы дезинфекции были подробно разработаны на Астраханском Съезде 1910 года. Генке особенно указывал на труд врача Халела Досмухамедова, просмотренный комиссией из специалистов по борьбе с чумой под председательством самого Генке, и изданный в 1918 году: «Как бороться с чумой среди населения киргизского края». В нем имелись и имеются детальные указания на способы дезинфекции и вообще на всю работу участников в борьбе с чумой.

Трупы умерших от чумы обычно погребали. Труп кладется на смоченную сулемовым раствором простыню, заворачивается в нее и перевозится к могиле. Последняя роется не менее двух метров глубиной. На дно ее и сверху опущенного трупа насыпается известь. Над могилой насыпается курган и могила обносится рвом. Последний роется не менее 70 см глубиной, при чем край его, обращенный к могиле, делается крутым, а обращенный к наружи покатым. Суслик, попавший в такой ров, легко выйдет из него наружу, а на обращенной к могиле стороне, он встречает ответный край. Обнесение могил рвом, несомненно, имело значение. Известно, что эта мера давно считалась лучшим средством защиты пашен от сусликов.

Давали ли все принимаемые при захоронении чумных трупов меры полную гарантию от поедания их грызунами?

В 1915 году Генке осматривал могилы в недавно ликвидированном очаге. Оказалось, что в одной могиле, находящейся, положим, в рыхлом песчаном грунте, изо рва была прорыта нора к трупу. Правда, судя по диаметру хода, осквернителем могилы был не суслик, а какой-то более крупный зверек. Но во всяком случае сохранность похороненных по всем правилам чумных трупов от поедания их грызунами не может считаться полной. В этом же смысле высказывается и Саратовское Противочумное совещание 1924 года.

Несомненно, чумные трупы лучше было сжигать, хотя это задача была далеко нелегкая. В южном очаге, расположенном вдоль реки Урал, можно было найти деревянные дрова, в северном же был только «кизяк» (дрова из навоза), с помощью которого сжечь труп было нелегко. Сжигание же упрощалось, если устраивали печь по образцу печей для обжигания кирпича.

На Саратовском Противочумном Совещании 1924 года было высказано пожелание об устройстве передвижного крематория. Если последний, обладая достаточной емкостью и прочностью, в то же время будет удобен для перевозки на большие расстояния и будет работать с «кизяком», то он мог оказать большую услугу. До его устройства приходилось сжигать трупы примитивным способом.

Дезинфекция вещей производилась по общим правилам. Очень желательно было иметь в очаге хорошую пароформалиновую камеру, не считаясь даже с затруднительностью ее перевозки. За неимением ее приходилось ограничиться химической дезинфекцией.

Дезинфекция кибиток была нетрудной задачей. После предварительного орошения дезинфицирующим раствором внутри и снаружи, кибитка разбиралась, и части ее дезинфицируются вместе с находящимися в них вещами. После дезинфекции все оставляли на месте на некоторое время для просушки. Ветер и солнечные лучи заканчивали дезинфекцию.

Дезинфекция землянок же была значительно труднее. Находящиеся в них мертвые углы и закоулки, недоступные влиянию света были хорошим местом для сохранения заразы. Если землянка была только подозрительна, то ее все же можно было дезинфицировать, но не жалея дезинфекционных растворов и извести. Землянку, в которой находился чумной больной, лучше было сжечь. Но сжигание землянок тоже представляло некоторые затруднения. Перед сжиганием обязательно надо было снять землю с крыши, иначе во время сжигания обвалившаяся земля тушила огонь.

Здесь приходилось принимать во внимание степень заражения предметов, ценность их и дезинфекционных средств, фактическую возможность производства основательной дезинфекции и т.д.

Уход за чумными больными в условиях Уральской действительности оставляли желать лучшего. «Чумные больницы» были только в русских поселках. В казахской степи обстановка и уход за чумными больными были очень далеки от нормальных условий больничного режима и достигнуть таких условий было чрезвычайно трудно. Последнее Саратовское Противочумное Совещание также обратило внимание на этот вопрос и высказало пожелание об улучшении лечения чумных больных.

После ликвидации чумной вспышки обязательно должно было быть произведено последовательное обследование, при котором где-нибудь в стороне мог оказаться новый очаг. Так, в 1916 году производивший обследование фельдшер нашел такой очаг в 60 км от очага в Кураильской волости. Умерло 4 человека. Население очага откочевало из него, оставив последний труп непохороненным и никому не сообщая о вспышке, которая и открылась только благодаря обследованию. Непохороненный труп был вскрыт и оказался чумным.

Обследование должно было производиться опытным персоналом, хорошо знакомым с казахским языком.