В те времена широкое распространение в казахской степи получили гармони с колокольчиками, «тальянки», как их еще называли. Отец Майры, Уали купит такую «тальяночку» своей дочери. Майра самостоятельно научилась игре на гармони. Мелодии подбирала на слух. Она не только стала хорошо играть на гармони, но петь, к тому же громко, во весь голос. И одевалась красиво, изящно, держалась независимо, с достоинством. В дом ее отца люди стали приходить, чтобы послушать игру и пение юной красивой Майры.
В свои неполные четырнадцать лет Майра станет известной во всем Кереку. Она играла на тоях и вечеринках.
Спустя три года вся семья отправится на Баянаульскую ярмарку. На вечер в доме крупного татарского купца Гарипана Томашева собрался весь «свет» города Кереку и Баянаула. Там впервые за пределами своего родного города выступала Майра. В тот вечер никто не говорил о богатстве, не восхвалял удаль батыров. В тот вечер звучал только один голос Майры. На устах у всех было только одно имя – Майра. Успех был грандиозным, он принес славу девушке и горе.
На вечере в доме Гарипана присутствовал и молодой волостной правитель Заржан из известных феодалов Шормановых. Этот своевольный волостной решил взять красивую дочь бедного шапочника Уали себе второй женой. Молодого самодура поддержали его друзья, приятели. Заржан тут же подослал к Майре своих джигитов. Майра отказалась с ними говорить. Ничего не дали и «переговоры» с родителями девушки. «Пусть сама решит, как хочет», - ответили они.
Поняв, что ни богатством, ни могуществом не удастся соблазнить девушку, Заржан решил сломить ее силой. Со своим другом Оськой Артамановым договорился похитить ее. И однажды, когда после занятий Майра вместе с родителями мирно беседовали за вечерним чаем в доме жителя Баян Каримжана, к ним ворвались несколько вооруженных казаков во главе со стражником и, не говоря ни слова, насильно увели Майру. Убитые, оглушенные горем, остались родители Уали и Катира. Так за одну ночь разбилась жизнь бедной казахской девушки. Заржан около недели скрывал Майру в городе, а потом увез ее к себе в аул.
Потерявшие единственную дочь Уали и Катира вернулись в Кереку в опустевший дом. Майра сама оказалось в чужом, богатом ауле возле реки Аккелин.
В ауле ее встретили враждебно. Родственники Заржана возмущались, что взял в жены нищенку. Кто-то пустил слух, что Майра – колдунья, что она околдовала, «окрутила» Заржана. Этот слух, разрастаясь, прокатился по всем аулам и причинил Майре немало горя. Особенно неистовствовала байбише, первая жена Заржана. Она бы растерзала свою соперницу, если бы не боялась гнева мужа. Много сплетен вызывали манеры и одежда Майры. Все говорили, что она своим поведением оскверняет все святые законы и обычаи шариата. Хотя Майра и была невольницей, пленницей, но по-прежнему держалась независимо и дерзко.
Понимая, что сварливая байбише – дочь Ибрая из рода кипчак – не дает покоя молодой красивой сопернице, Заржан поставил для Майры отдельную юрту на отгонном пастбище. В отдельной юрте, подальше от аула байбише, она могла играть на гармони, петь песни, изливать свое горе. В ближайших аулах не было девушки или молодой женщины, которая могла сравниться с ней красотой, искусством пения и игры. Это льстило честолюбию Заржана. Он проникся к ней уважением, привязался всем сердцем и, как мог, пресекал всякие слухи, сплетни о Майре. Но сплетни утихли ненадолго. Если раньше сплетнями занимались в основным только аульные женщины, то теперь злостные сплетни стали распространять «оскорбленные» родичи Заржана.
В аулах, расположенных вдоль реки Аккелин, звучали ее песни, звенели колокольчики ее «тальянки». И хотя у Майры появилось немало друзей, недруги не дремали тоже. Они подослали к Заржану влиятельного Абу-Жусупа, зятя волостного. Он должен был уговорить упрямого Заржана бросить нищую Майру, не угодившую байскому аулу. Когда в юрте появился Абу-Жусуп, Майра вздрогнула, испугалась его свирепого вида, но тут же овладела собой и смелыми горящими глазами буквально впилась в него. Красивая, своевольная, независимая женщина поразила Абу-Жусупа. Он отвел глаза, промолчал и ни с чем вернулся назад. Так рухнула последняя надежда недругов Майры.
Прошло несколько лет. Сплетни врагов не сломили Майру, она все также не расставалась с гармонью, с песнями. Любимой ее песней стала «Зулхия». Судьба Зулхии напоминала ее судьбу.
Зулхию продали за скот, выдали замуж за старика, разлучив ее с возлюбленным джигитом из Ташкента. Нигде она не могла найти защиты. Она бы бросила нелюбимого мужа, ушла из постылого дома, да не могла оставить маленькую дочь, да и родителей, родных, знакомых не хотела позорить. Эту горькую песню пела когда-то Зулхия, качая в люльке своего ребенка. С большим чувством пела ее теперь Майра.
Когда Майра проникновенно пела «Зулхию» мужчины понуро опускали головы, а женщины беззвучно плакали и вытирали краешком жаулыка слезы. Женщины, девушки, бедняки и слуги богатого аула сочувствовали Майре, любили ее, но боялись гнева байбише Заржана.
Но случилось новое несчастье. Неожиданно заболел Заржан, главная опора Майры в чужом краю. Заболел он болезнью, которую казахи называют «кирне», в нынешнее время сказали бы аппендицит. Болезнь Заржана послужила толчком для новых сплетен. «Майра кормила Заржана сметаной, а в сметане были ее ногти. Теперь эти ногти застряли в его желудке и растут не по дням, а по часам», - говорили невежды. К счастью, в это время в ауле гостил юноша, он был учеником фельдшерской школы. Осмотрев больного, он сказал, что это обыкновенный аппендицит, ногти Майры тут не причем, и посоветовал Заржана без промедления отправить в Омск на операцию.
В Омск поехала и Майра. Во всем роду Шормановых не нашлось человека, который бы владел русским языком, как она. Операция прошла благополучно. Но Заржан не стал соблюдать режим, предписанный врачами: шов заживал медленно, стал гноиться, и в раны он сам внес инфекцию. Вскоре он уже не смог вставать, но врачу показываться не захотел. В тяжелом состоянии его снова привезли в Омск, но было уже поздно. Заржан умер.
Возвращаться в аул мужа не была смысла, и Майра осталась в родном городе, Кереку. В родительском доме через некоторое время Майра оправилась от пережитого горя. Наконец, обрела свободу и покой. Отец ее Уали к этому времени умер, мать больная, измученная, уныло коротала последние дни. Она обрадовалась приезду дочери и долгими ночами молча слушала длинные и печальные рассказы Майры.
Могучий, неукротимый Иртыш давно волновавший певицу вернул вдохновение Майре. Она часто вспоминала, как детстве, вместе с ребятней целыми днями играли на берегу этой реки. Здесь на берегу Иртыша прошли ее лучшие годы. Майра создала песню об Иртыше. Не только печалью навеяна эта песня. В ней глубокие раздумья, мечты. Зулхия только жаловалась на свою судьбу, утешала, баюкала ребенка: «Не плачь, не плачь, дитя мое! Не плачь, мой светик, баю-бай». В песне об Иртыше не чувствуется этой безысходности, уныния, скорби, хотя она является своеобразной музыкальной историей казахской женщины. Мелодия живописует широкое, уверенное течение Иртыша, передает мечту о будущем, веру в хорошее, доброе. Майра мечтает о верном, идеальном друге. В своем воображении она видит его и стремится к нему всей душой. Привычные слова: «Я увидел тебя на том берегу Иртыша, преврати свою камчу в лодку и перевези меня к себе», - обретают в этой песне глубокий смысл.
.jpg)
Песню «Иртыш» запели всюду. Караванщики привезли ее в аулы, а матросы, путники – в другие города Прииртышья. Это были тяжелые годы царизма, но ветер перемен уже доходил до казахских степей. И Майра не стал петь о прошлом, о горе и несчастье, она сочинила новую песню, энергичную, бодрую, зовущую. Новая песня распространилась мгновенно, ее запели во всех уголках Казахстана. По имени автора ее назвали «Майра». Певица стала популярной.
Бодрый, четкий ритм, мужественно-ликующая мелодии, гордые слова сделали «Майру» песней о свободе, о воле, о независимости. Именно в это время она встретилась с человеком, о котором мечтала, пела в своей песне «Иртыш».
В 1918 году из Жана-Семея в Кереку приехал серэ и борец Абильмажин. На одной из вечеринок Абильмажин встретил Майру. Они познакомились и решили пожениться. Вместе с матерью Майра переехала в Семипалатинск. Жители Семипалатинска, большие почитатели музыки, с радостью встретили знаменитую певицу. Абильмажин оказался чутким, внимательным мужем, и Майра чувствовала себя счастливой. Байские сынки и городская «золотая» молодежь завидовали их счастью, им казалось, что нищий Абильмажин недостоин любви такой красивой и талантливой женщины.
Как-то в их доме скрывался один рабочий, прибывший в Экибастуз с революционным заданием. Полицейские долго выслеживали его и однажды нагрянули в дом Абильмажина. Майра заметила их в окно, Абильмажин вместе с рабочим через тайную дверь незаметно проскользнули в сарай, а певица схватила свою гармонь и начала громко петь. Полицейские остолбенели, увидев красивую, изысканно одетую женщину. Они не решились ей помешать и слушали ее, как зачарованные. Наконец Майра кончила петь и обратилась к полицейским. Ее русская речь еще больше поразила их. Майра ответила, что никакого «преступника» она не знает, и полицейские ушли ни с чем. По рассказам современников, Майра пела не только казахские, но и татарские и русские песни. Возможно, что полицейских больше всего поразили, «парализовали» русские народные песни в исполнении красивой казашки. Благодаря находчивости Майры революционеру-агитатору и Абильмажину удалось скрыться.
Волна сплетен и различных слухов о Майре привели к тому, что простодушный, доверчивый силач подался и поверил им. И Абильмажин ушел от Майры. Накануне она похоронила свою мать, а тут последовала другая потеря – ушел муж. Личная жизнь не удалась, и она вернулась в родной Кереку.
Но в самом Семипалатинске Майре удалось познакомиться со знаменитым певцом Амре Кашаубаевым. Амре в то время серьезно занялся искусством – пел и играл на домбре. Молодой певец и певица часто пели вместе, дуэтом. Дуэт прославленных певцов пленил слушателей.
.jpg)
В Семипалатинске Майра познакомилась и с другим выдающимся певцом, исполнителем песен Абая – Алмаганбетом. Песни Абая в исполнении такого мастера, как Алмаганбет, обогатили Майру, научили многому, расширили ее репертуар. Хотя сплетникам, ненавистникам и удалось разлучить ее с Абильмажином, зато обрела в Семипалатинске двух духовных друзей, наставников – Амре и Алмаганбета.
Родной город встретил ее с раскрытыми объятиями. Певица привезла много новых песен, талант ее еще более окреп. Казалось, захолустный городок Кереку ожил с возвращением своего соловья.
Однажды, гуляя в саду, она вдруг начала напевать какую-то музыкальную фразу. Чтобы не вспугнуть зарождавшуюся мелодию, она, ничего и никого не замечая вокруг, прибежала домой и, схватив гармонь, во весь голос запела новую песню, полную печали и тоски:
Я считала, ты самый мой верный друг.
Никого не любила я так вокруг.
И мечтой, и любовью ты был моей,
Отдала б тебе сердца последний стук.
Это песня об утраченной любви, плач исстрадавшегося сердца, мольба верной, преданной души. Майра назвала свою новую песню «Бакша» - «Сад». «Бакша» была навеяна воспоминаниями о прошлом. Эта редкая по глубине чувств силе выражения песня. Песня осталась как память о большом, искреннем чувстве.
Майра испытывала огромную потребность в публичных выступлениях. Ее приглашали всюду. Голос ее звучал на всех вечерах, тоях, собраниях, концертах. Майра снискала любовь и уважением народа.
Летом 1925 года Майра приехала на знаменитую Кояндинскую ярмарку. Здесь она встретилась со многими талантливыми людьми, выходцами из народа. На ярмарку прибыли много певцов, акынов и борцов. С большим успехом выступали на ней акын Иса Байзаков, борец, силач Хаджи Мукан Мунайтпасов, певица Майра Шамсутдинова. Искрометные, полные лукавства и необузданной силы стихи и песни Исы, фантастические силовые номера легендарного Хаджи Мукана привели зрителей в восторг. Майра выступила с новой песней – «Песня степей». Свободная, цветущая, благоуханная степь встает перед глазами, когда слушаешь эту песню Майры.
Июнь 1926 года. Пароход шел вверх по Иртышу из Павлодара в Семипалатинск. На пароходе находилась прославленная певица, композитор Майра. Здесь ее и встретил собиратель песен казахского народа А. Затаевич.
О своей первой встрече с Майрой А.Затаевич писал: «Не успел большой пассажирский пароход «Ленинград», на котором я ехал вверх по Иртышу, из Омска в Семипалатинск, отвалить от павлодарской пристани, как снизу, из окон каюты 3-го класса, послышались звуки красивого грудного и благородного по тембру контральто, невидимая мне обладательница коего пела казахские песни под совершенно неожиданный аккомпанемент… на большой гармони! Конечно, через минуту я был уже внизу и увидел окруженную публикой брюнетку лет за тридцать, красивую, худощавую, с серьезным продолговатым лицом и ярким румянцем на несколько впалых щеках. В ушах ее были надеты длинные восточные серьги, а на груди в несколько рядов красовались различные ожерелья. Также красочно было ее шелковое платье и накинутая на плечи шаль. Притом в самой комбинации всех этих цветов не было ничего кричащего, а наоборот – все говорило о хорошем вкусе певицы, являющейся, как не трудно было догадаться, - профессионалкой.
Я стоя слушал ее пение. В манере передаче песен у нее выходили на первый план: известная властность, повелительность, размах и темперамент, которых я никогда не встречал у всегда более или менее апатичных казахских певиц. Да и по удлиненному овалу лица поющая не походила на последних.
Оставалось только расшифровать эту загадку, и переждав, когда певица кончить петь, я спросил, как ее зовут? «Магира!» - ответила она мне тоном, полным достоинства. И это имя сразу объяснило многое. Я сказал ей, что хорошо о ней наслышан, и назвал себя, на что в свою очередь получил ответ, что и обо мне она также слышала и рада меня видеть. (Она сравнительно неплохо изъяснялась по-русски)».
Затаевич встретил Майру в то время, когда певица, несмотря на молодость, пережила уже многое за свою жизнь, испытала немало горя и унижений, была больной и усталой. Правда в степь пришла Советская власть, Майра получила огромные возможности для творческой деятельности, но безрадостное тяжелое прошлое оставило след в ее душе. Это и заметил внимательный взгляд Затаевича.
Пароход шел двое суток. Певица поднималась к Затаевичу в салон первого класса, пела свои песни, а знаменитый этнограф, музыковед записывал их. Затаевич был восхищен и песнями, и обаятельностью певицы. Встреча с Затаевичем взволновала певицу. Еще недавно ее преследовали за талант, унижали, травили клеветой и грязными сплетнями, а теперь ее искусство становилось нужным, к ней обращался большой, известный человек, который внимательно слушал и записывал ее песни, говорил добрые, ласковые слова. Это несказанно обрадовало певицу, окрылило ее.
В Семипалатинске Майра познакомилась с организаторами драматического кружка. Это кружок стал основой будущего театра. Майра изъявила желание участвовать в драматическом кружке. Она мечтала играть в пьесах первых казахских драматургов. Руководители кружка убедились в том, что Майра не только выдающаяся певица, но и незаурядная драматическая актриса. Ее с радостью приняли в труппу.
В те времена на сцене женские роли обычно играли мужчины. Даже образованные, передовые казахи-интеллигенты неохотно пускали своих жен на сцену. На женские роли приходилось приглашать круглолицых, розовощеких, тонкоголосых, стройных и невысоких мужчин. Правда, и среди мужчин многие блестяще справлялись с женскими ролями. В лице Майры театр приобрел первую настоящую женщину. Но мечте Майры не суждено было сбыться. Тяжелая болезнь, пережитое горе подкосили ее здоровье. Она заболела туберкулезом. Болезнь быстро прогрессировала. В концерте народов СССР, организованном через год в Москве, она уже не смогла принять участие. А. Затаевич тяжело переживал эту весть. Вскоре Майра окончательно слегла, а в 1929 году выдающаяся певица, одна из зачинателей казахского советского театра, Майра Шамсутдинова после долгой и изнурительной болезни скончалась.
А. Затаевич записал у Майры 13 песен. Все эти песни свидетельствуют об огромном таланте певицы. Затаевич с восхищением писал о музыкальном даре Майры: «…певица с прекрасным слухом и голосом, цепко запоминающая и по-своему излагавшая где бы то ни было слышанные ею напевы». Затаевич писал также о несостоятельности множества ложных слухов и сплетен о Майре. «По крайней мере, я не только не нашел в Майре каких-либо следов вульгарности и авантюризма, но как раз наоборот – был поражен, с каким неподдельным достоинством и мягким спокойствием относилась к окружающим эта богато одаренная женщина, так безвременно закончившая свою жизненную карьеру».
В комментариях к своей книге «500 песен и кюев казахского народа» А. Затаевич писал: «На обратном пути в Омск я снова свиделся с Магирой на павлодарской пристани и, дружески с распрощавшись, никак не ожидал, что вижу ее, как всегда, эффектную в своем живописном костюме, - в последний раз».
Дина ИГСАТОВА
