Туркестан и Дума II созыва. Часть 2

Согласно законодательству, участие в выборах казахов, дунган и других совместно с русскими не допускалось. Коренное население не могло участвовать в съездах городских избирателей.

Выборы во II Государственную думу от города Ташкента проходили отдельно для русского и коренного населения. Городское собрание для избрания 40 выборщиков от некоренного населения проходило 20 января 1907 года, а для коренного – 27 января. В новой части города было два избирательных участка, в старой – четыре. Правительствующий Сенат «признал возможным деление города Ташкент на четыре избирательных участка в соответствии с четырьмя частями города, согласно с его вековым делением» на Шейхантаурскую, Сибзарскую, Беш-Агачскую и Кукчинскую.

Избирательные участки города Ташкента. 

Первый избирательный участок в европейской части города располагался в здании городского четырехклассного училища, по улице Константиновской (ныне – ул. Шевченко), второй – в здании Туркестанского женского училища на Пушкинской улице.

Для облегчения работы участковой избирательной комиссии по старогородской части города ташкентский городской голова Н.Г. Маллицкий ходатайствовал перед туркестанским генерал-губернатором о включении в состав комиссии местных жителей, знающих русский язык, «хотя бы они и не состояли избирателями», а также русских, которые «могли бы помочь председателям и другим членам справиться с нелегкими и сложными процессуальными подробностями выборов». Впрочем, генерал-губернатор отклонил это предложение. 10 января Маллицкий обратился с повторной просьбой теперь уже в Правительствующий Сенат. Сенат также дал отказ – «приглашение посторонних лиц в состав избирательных комиссий и подкомиссий по закону недопустимо».

Первый предварительный тур выборов в Ташкенте местная пресса оценила следующим образом: «…как и следовало ожидать, выборы закончились безусловной победой левых групп (т.е. «прогрессивного блока»). Благодаря своей сплоченности и энергии они провели всех своих кандидатов в выборщики почти одинаковым большинством голосов». Вообще, «прогрессисты» (союз различных партий левой ориентации) одержали внушительную победу по всему Туркестану: в Ашхабаде (86% голосов), в Красноводске (93%), а также в Мерве, Самарканде, Коканде, Ходжикенте, Маргилане, Андижане. По мнению прессы, «среди туземцев выборы происходили, по-видимому, вполне сознательно, так как уже теперь между ними идет усиленная агитация за своих кандидатов в члены Государственной думы. Такими кандидатами считают пока двоих, Арифходжу Азизходжинова и Сеид-Карима Сеидазимбаева». Сырдарьинская областная комиссия подвела итоги выборов и огласила списки выборщиков по новой части города 29 января 1907 года, по старогородской – 3 февраля 1907 года.

Интересен социальный состав выборщиков. В русской части города Ташкент было 12 торговых агентов, частных поверенных и приказчиков, 3 торговца, 2 промышленника, 1 управляющий банком, 14 крупных служащих, 2 отставных чиновника и 6 рабочих. По старогородской (данные только по Кукчинскому, Беш-Агачскому и Себзарскому участкам): 13 торговцев-купцов, 6 землевладельцев (4 из них одновременно являлись ишанами), 5 муфтиев, мударисов и имамов, 1 городской аксакал, 3 народных судьи, 1 часовой мастер и 1 городской оценщик. К сожалению, установить точно их политические пристрастия не представлялось возможным.

Избирательные собрания в Ташкенте проходили 6 февраля 1907 года. В русской части города в них участвовали 40 выборщиков, из них 16 были кадеты, 2 – сионисты, 14 – народных социалиста, 5 – социал-демократов, эсер, максималист и беспартийный. Эти люди должны были избрать члена Государственной думы.

Выборы же 40 выборщиков от старогородской части Ташкента состоялись 27 января 1907 года. И если длительная агитация политических сил и обсуждение вопроса о выборах в прессе повлияли на активность русского населения Ташкента, то и коренное население не было пассивным и консервативным, как представляют некоторые историки. Острейшая борьба за депутатский мандат развернулась в старом городе. Произошло следующее. Выбранный в первый день единогласно Арифходжа Азизходжинов от этого звания отказался, сославшись на болезнь жены и коммерческие дела, которые не может оставить. Поэтому на следующий день состоялись вторичные выборы, на которых баллотировались два депутата: Абдувахид-кары Абду-Рауф Кариев – мударис при медресе в мечети Мирза Абдулла и Саидгани Сеидазимбаев – гласный Ташкентской городской думы.

Отказавшийся от звания депутата Арифходжа Азизходжинов в день жеребьевки всячески агитировал выборщиков за кандидатуру Саидгани Сеидазимбаева, говоря, что тот прекрасно владел русским языком. Сам Сеидазимбаев так же указал на полное несоответствие Абдувахид-кары Абду-Рауфа Кариева званию депутата, ввиду его незнания русского языка, и советовал ему в «интересах общего народного дела» не дожидаться жеребьевки. Однако на этот раз оба кандидата получили по равному числу голосов, а на следующий день между ними была проведена жеребьевка. Городской голова перед жеребьевкой, прочитав одну из статей закона о выборах, попросил Кариева перевести ее выборщикам, чего последний сделать не смог. Несмотря на это, волей судьбы, жребий пал на А. Кариева.

По словам очевидцев, собравшиеся были явно разочарованы результатом выборов. Новоявленного члена Государственной думы при выходе никто не поздравлял. Слышались замечания по поводу не совсем приличного для депутата занятия ростовщичеством. От упреков и ядовитых замечаний, Кариев поспешил ретироваться в проходивший мимо вагон конки. Толпа, окружив Сеидазимбаева, высказывала ему свои сожаления и выражала надежду видеть его, а не Кариева, своим представителем в Государственной думе.

Кариев сразу стал активно действовать. Он разослал выборщикам и избирателям приглашение присутствовать на митинге 14 февраля 1907 года в 18 часов в Кукчинской части города, в махалле  Киса-Курган, в медресе Рахмат-Баба. 

Часть выборщиков направила 12 февраля телеграмму министру внутренних дел и протест в Государственную думу, указывая, что А. Кариев не знает государственного языка и по закону не может быть депутатом. Они просили устроить А. Кариеву экзамен на знание языка, прежде чем его депутатский мандат получит подтверждение. Жалобы возымели действие. Первоначально Думой был утвержден лишь представитель русской части города В.П. Наливкин. И только после процедуры мандатной комиссии Государственной думы, по поводу проверки знания А. Кариевым русского языка, его депутатский статус был все-таки подтвержден на 41 заседании. Комиссия согласилась с очевидным – недостаточным владением русским языком, – однако результаты выборов не были аннулированы.

Но оппозиционная печать была другого мнения. Просто, считала она, «более прогрессивные избиратели выставили левого кандидата… и счастье выпало на его долю», после чего администрация опротестовала выборы, сославшись на то, что Кариев не говорит по-русски.

Сам Абдувахид-кары Абду-Рауф Кариев, несмотря на отсутствие возможности плодотворной парламентской деятельности из-за слабого знания русского языка, исправно посещал все парламентские заседания и фракционные собрания. Большой интерес представляет наказ, врученный А. Кариеву его избирателями. Требования носили не только социально-экономический, но и политический характер. Текст наказа был найден на квартире А. Кариева во время обыска в январе 1909 года.

В 1909 году, возможно по сфабрикованному доносу (написан на тюркском языке и от лица коренного населения), он был обвинен в пропаганде националистических и сепаратистских идей и арестован. К доносу был приложен текст воззвания, которое, якобы писалось и распространялось Кариевым. В нем от имени партии социалистов-революционеров, излагалась мысль, что царь хочет отобрать у коренного населения землю и передать ее русским переселенцам, а избирательного права Туркестан лишили для того, чтобы об этом беззаконии не узнали.

Из телеграммы начальника Туркестанского районного охранного отделения Л.А. Квицинского директору Департамента полиции мы узнаем, что в результате обыска, проведенного на квартире А. Кариева, была найдена обширная переписка и большое количество изданий на персидском, тюркском и арабском языках. Интересна последняя фраза телеграммы: «Значение обнаруженного в смысле вещественных доказательств материала для розыска сможет определиться только при детальном рассмотрении всего обнаруженного переводчиками». Из переписки начальник Туркестанского районного охранного отделения и генерал-губернатора за 1909 год следует, что документов и книг, обнаруженных у Кариева во время ареста, недостаточно для «полного уличения его и его единомышленников в приписываемом им преступлении». Возможно, именно отсутствие неопровержимых доказательств виновности А. Кариева объясняет то, что в тюрьме ему было разрешено свидание с больной матерью на ее квартире.

При обыске у Кариева нашли два письма, якобы написанные им самим и в русском переводе начинающиеся словами «Любезный брат» и «О смиренные мусульмане». В ходе следствия было установлено, что это не подлинники, а копии писем, которые «по своему стилю и отдельным выражениям могло быть написано сартом, знакомым с революционными воззваниями на татарском языке». Кроме того, особое внимание правоохранителей вызвали два письма. Первое - письмо, автор которого просил писать ему о недостатках русской администрации в Туркестане и выражал упрек ташкентским мусульманам за то, что они не сообщают ему о своих нуждах. Кариев объяснил на допросе, что это письмо писал он совместно с членом Государственной думы Максудовым. А второе - письмо без подписи, написанное на имя какого-то корреспондента, представляющее ответ на статью, опубликованную в японской газете «Чин-Чубан». Кариев заявил, что видит это письмо впервые.

Вместе с Кариевым были арестованы еще четыре преподавателя мусульманских школ Ташкента. По их словам, во время допроса, вернувшись после роспуска Думы, Кариев объявил народу в мечети, что Дума распущена по воле государя, и что Туркестан теперь лишен возможности «докладывать о своих нуждах». Арестованные вместе с Кариевым всячески отрицали свою близкую связь с ним и отвергали свою причастность к двум вышеуказанным письмам.

Кто же мог написать донос на Кариева и других ташкентских мулл? К. Икрамов пишет, что один из задержанных Аллаутдин-Магзум Якубходжаев, высказал предположение, что это мог сделать Мунавар-кары Абдурашидханов, один из виднейших деятелей Туркестанского джадидизма, или кто-то из его ближайшего окружения. Даже во время революции 1917 года он продолжал быть ярым оппонентом Кариева, а в 1919 г. «очень враждовал» с Акмалем Икрамовым.  Сам Кариев на допросе называет другое имя – Таджибай Иса Мухамедов. 9 февраля 1909 года последнего допросили в качестве свидетеля. На допросе Мухаммедов подтвердил факт вражды с Кариевым, но заподозрить последнего в антиправительственной деятельности не мог бы. Как бы ни было, протоколы допросов Кариева, других подозреваемых и свидетелей по этому делу были направлены генерал-губернатору, на что последовала резолюция: «Охранному отделению без явных улик и без убеждения в опасно-вредной деятельности не арестовывать. Обследование о Кариеве и ближайших его помощниках произвести со всей полнотой. Предъявленный протокол этого характера не имеет». Казалось бы, подобная резолюция подразумевала конец следствия и освобождения арестованных, однако 26 февраля 1909 года Квицинский получил документ, в котором говорилось, что первопричиной явились доносы полицейским властям на «туземном» языке и «от имени туземцев». Раз так, то среди мусульманского населения Ташкента и Ташкентского уезда имеется группа лиц, хорошо знакомая с деятельностью Кариева и его кружка, недовольная этой деятельностью и «желающая прийти на помощь властям для ее прекращения».

В результате Кариев был выслан на 5 лет в Тульскую губернию.

В октябре 1911 году в секретном письме начальник Туркестанского охранного отделения управляющему Канцелярией Туркестанского генерал-губернатора говорилось, что во время обыска у Кариева «не было добыто данных, кои указывали бы на то, что противогосударственная пропаганда имела успех, и что ему удалось составить группу, объединенными противоправительственными стремлениями». Между тем, арест Кариева имел широкий общественный резонанс и не скоро был забыт.

Так 3 сентября 1910 г., и.о. Главного инспектора народных училищ Туркестанского края Н.П. Остроумов направил управляющему Канцелярией Туркестанского генерал-губернатора В.А. Мустафину перевод анонимного письма. В нем подробно описывалась «противоправительственная деятельность» Мунавар-кары Абдурашидханова. Описывая деяния Мунавар-кары аноним восклицает: «Удивительно то, что Абдувахид-кары за одно лишь подозрение его в распространении антиправительственной агитации был сильно наказан, а между тем Мунавар-кары и Салих-кары, старающиеся постоянно устраивать восстания против правительства в громадном Туркестане и действуя во вред государству, остаются до сих пор безнаказанными. Это очень удивительно!».

Как бы то ни было, с 1917 по 1918 г., Кариев был первым председателем партии мусульманской интеллигенции «Шур-и-Исламия», которая являлась политическим оппонентом партии духовенства «Шуро-и-Уламо». С 1919 по 1920 г. он возглавлял Духовное управление мусульман Туркестана. Вместе с Г.И. Бройдо, чрезвычайным уполномоченным РСФСР в Хиве и Амударьинском отделе, в 1920 году А. Кариев объездил 14 округов, приняв участие в проведении предвыборной кампании в Курултай Хорезмской Народной Республики. С 1921 по 1922 год он член Верховного суда Туркестанской Республики. В 1925 году Кариев представлял Туркестан на Всемирном мусульманском конгрессе в Мекке. «Советское правительство, – вспоминал его сын, – поручило ему не голосовать за халифа. Он выполнил это поручение». Будучи человеком глубоко религиозным, он стремился к светским наукам. После Октябрьской революции он отдал своих детей в советскую школу.

В 1933 году А. Кариев, как и многие представители национальной интеллигенции и духовенства, был арестован, но вскоре освобожден. Затем его снова арестовали и в 1937 году, спустя несколько месяцев после ареста, Кариев умер в тюрьме.

Выборы в регионах Туркестане проходили с разной степенью активности избирателей. Более активно и заинтересованно участвовало в них население крупных городов. В городе Джизак, по свидетельству печати, население отнеслось к выборам достаточно равнодушно. Предвыборные собрания здесь не проводились, а разъяснительную работу среди местных жителей вел мировой судья, который отмечал нерешительность населения и даже боязнь предстоящих выборов.

Имелись случаи крайне низкой организации уездных съездов избирателей, а иногда и областных. Так, например, избирателей из Чарджуя (Туркменабад), Бухары и Федоровского поселка вовремя не предупредили о переносе дня выборов на более поздний срок. Администрация города Катта-Курган не оказала помощи приехавшим избирателям. «…Остались мужики (избиратели) в городе, а поместиться негде, ни квартиры, ни постоялого двора. Но тут новая беда: торговцы, не знаю уж сами ли, или по чьему-то распоряжению, стали чуть не с 6 часов запирать лавки, мотивируя это тем, что “много, мол, чужого люда понаехало, как бы лавки не разграбили”… Вот вам и равноправный, свободный народ! Приехали люди выбирать своих представителей в Государственную думу, а их, как чумы, боятся!», – делится впечатлениями с места событий корреспондент газеты «Среднеазиатская жизнь» (от 4 февраля 1907 г.).

В отличие от жителей крупных городов, крестьяне из глубинки, были больше поглощены бытовыми нуждами и проблемами. Однако они поддержали программы левых партий. 

Вторая предвыборная кампания явилась таким же мощным стимулом межпартийной борьбы, что и первая. Но предвыборная борьба партий в этот раз была гораздо в большей степени осложнена политикой местной администрации. В Туркестане были запрещены предвыборные собрания. В одном Асхабаде, где выборы выборщиков были проведены раньше, чем в Туркестане и даже России, 28 декабря 1906 года удалось провести всего четыре предвыборных собрания.

Агитация осложнялась тем обстоятельством, что не легализованным партиям было запрещено приобретать напечатанные типографским способом бюллетени с перечислением своих кандидатов в Думу. Типографиям же было запрещено печатать подобные бюллетени. Наряду с этими запретами царские власти в некоторых областях объявляли, что действительными будут считаться только бюллетени, напечатанные типографским способом. Следовательно, бюллетени, брошенные избирателями в урну со списками кандидатов, написанные от руки или размноженные каким-либо иным способом (на пишущей машинке и пр.) считались недействительными. 

Что касается социал-демократических партий, то только в Асхабаде, Красноводске (Туркменбаши) и Самарканде они проводили «строго выдержанную партийную линию», отказавшись от блока с другими партиями. Вместе с «Железнодорожным союзом», Асхабадская социал-демократическая организация составила список прогрессивных кандидатов в выборщики, большинство которых составили железнодорожники. Список этот получил название «прогрессивного».

Правые партии Асхабада (комитет «Союза 17 октября», «Союз русского народа» и «Партия законности и порядка») составили выборный блок, который выступал в период избирательной компании под названием «Партии умеренных». Лидером этого черносотенного объединения был инспектор асхабадской мужской гимназии Дейнеко. С отдельным списком выступали в Асхабаде и кадеты.

В Красноводске организация РСДРП выступила на выборах самостоятельно, опираясь, так же как прогрессисты, на «Железнодорожный союз». Кроме прогрессистов в Красноводске в выборах участвовали кадеты во главе с местным лидером Синеоковым, и правые во главе с Орловым. В Самарканде боролись за своих кандидатов четыре партии: РСДРП, комитет Конституционно-демократической партии и партия «Союз 17 октября» (бывшая Партия правового порядка), а также эсеры. В Ташкенте менее влиятельная, к тому же ослабленная арестами и высылками, не представлявшая серьезной политической силы, социал-демократическая организация вступила в избирательный блок с эсерами и кадетами. Этот избирательный блок получил название «группы прогрессивных избирателей». Кроме этой группы самостоятельно на выборах в Ташкенте выступали еще две партии – «Союз 17 октября» и только новосозданное ташкентское отделение «Партии мирного обновления», которые предполагали провести в депутаты своего лидера, присяжного поверенного Буковского, который, по мнению многих, мог «примирить три политические партии». В Мерве, Новом Маргилане и некоторых других городах также были образованы блоки «прогрессистов», в которые входили социал-демократы, эсеры и более левые и прогрессивные чем в России кадеты.

В Коканде, Ходженте социал-демократы блокировались только с эсерами. Кадеты выступали там отдельно. Это неслучайно. В Коканде социал-демократы были крайне радикально настроены. Они подчеркивали в своих предвыборных прокламациях, что главнейшая цель настоящих выборов и будущей Думы – организация революционных сил народа, свержение царского правительства и созыв Учредительного собрания. Мирная работа в Думе на их взгляд была невозможна. Блоки «прогрессивных избирателей» пользовались большим авторитетом. В то время как на их собраниях, например в Асхабаде, присутствовало от 250 до 500 человек, на собрания «умеренных» почти никто не ходил.

Во время выборов кандидатов в Государственную думу в Асхабаде (вместе с Кизил-Арватом) голоса распределились следующим образом: за список «прогрессистов» – 86% голосов, за блок черносотенцев (партию умеренных) – 12% и 2% за всех остальных (список кадетов и отдельных лиц). Таким образом, в Асхабаде целиком прошел список «прогрессистов». В Красноводске победа «прогрессистов» была еще более уверенной. Там они получили около 93% голосов. В Мервском уезде победа «прогрессистов», в состав которых входили и кадеты, была не менее убедительной. Из 9 выборщиков было избрано 5 социал-демократов, остальные были кадеты и внепартийные прогрессисты. Выборы в Самарканде также дали победу прогрессивному списку. «Из трех групп, – сказано в передовой статье газеты «Самарканд», – октябристской, кадетской, прогрессивной, – боровшейся на выборах, первая получила 370 голосов, вторая 173 и третья 510 голосов. Таким образом, победителями оказались «прогрессисты», прошедшие в выборщики целиком – в количестве 25 человек». В Ферганской области наиболее сильными партиями были эсеры и кадеты. В Новом Маргилане из 13 выборщиков было избрано 7 кадетов, 3 социал-демократа и 3 беспартийных прогрессиста. А в Андижане в число 11 выборщиков прошли 4 эсера, 1 кадет и 6 примыкающих к кадетам.

Результаты выборов выборщиков предопределили собой результаты выборов депутатов. Победа левых политических партий среди европейского населения была абсолютной. В отчете начальника Закаспийской области сообщалось, что выборы в городе Асхабад «находились под значительным давлением и руководством левых партий; избирательная комиссия и назначенные к ней подкомиссии состояли в подавляющем большинстве (кроме двух членов) из представителей этих партий». Агитацию левые партии вели продуманно, энергично, понятно для всех слоев общества и «настолько в границах не переходящих законности там, где мог представиться случай для вмешательства полиции, что не было никакой возможности противостоять ей».

Итог выборов был неожиданным для власти.

От русского населения Ферганской области был избран двадцативосьмилетний помощник машиниста железнодорожной станции «Коканд», эсер Александр Петрович Друкар(ь). Он служил в Коканде с 1904 года. Окончив первоначально Омское уездное училище, затем учился в Омском техническом училище, но курса не закончил. О его избрании газета «Среднеазиатская жизнь» сообщила: «В то время как, кадеты в надежде на свою силу, спорили из-за мест … социалисты-революционеры, зная, что сила в крестьянских выборщиках, сумели своевременно последних заполучить на свою сторону и таким образом двадцатью голосами против девятнадцати провели своего заранее намеченного кандидата…». В Думе Александр Петрович входил в группу социалистов-революционеров. От коренного населения Ферганской области был избран купец из Коканда Салимджан Алиджанович Мухамеджанов. Политическая характеристика была вполне приемлемой – «чужд всякой политике». Он знал русский и французский язык, много путешествовал, жил одно время в Париже.

От местного населения Самаркандской области был избран Ташпулат Абдулхалилов (Абдухаилов) – житель Самарканда, таджик, купец. Образование получил домашнее. В течение долгого времени он работал в Самарканде в качестве торгового поверенного. Состоял членом учетного комитета при Самаркандском отделении Русско-китайского банка, был беспартийным. От русского населения области депутатом стал Казимир Михайлович Афрамович – уездный врач, статский советник, поляк-лютеранин, меньшевик. В 1885 году окончил естественный факультет университета и курс Петербургской Военно-медицинской академии. Служил военным врачом в 15-м Туркестанском стрелковом батальоне, потом самаркандским военным врачом. Социал-демократическая организация Самарканда выдвинула его кандидатуру вместо арестованного М.В. Морозова. В Государственной думе входил в Социал-демократическую фракцию.

Николай Лукич Коледзян (Лось-Коледзян) стал депутатом от Сырдарьинской области. Газета «Среднеазиатская жизнь» писала так: «…Русские выборщики (преимущественно крестьяне, интеллигенции мало – человек 5–6 и несколько татар) устраивали несколько предвыборных собраний, на которых после жарких споров наметили двух кандидатов – Казалинского податного инспектора Захарянца и более умеренного и яркого трудовика, учителя Аулиеатинского уезда Коледзяна». Он учился в Подольской духовной семинарии, но был исключен. Служил вольноопределяющимся в 74-м пехотном Ставропольском полку и в 7-м стрелковом Туркестанском батальоне. В дальнейшем состоял воспитателем в Туркестанском ремесленном училище. С 1903 года был учителем Аулие-атинского городского училища. В Думе входил в Трудовую группу и фракцию Всероссийского крестьянского союза. Выборщики от коренного населения Сырдарьинской области в это время собрались в мусульманской святыне Хазрет Имам, и, выслушав имама, приступили к предварительной подаче записок. 23 избирательных шара получил Телеули Аллабергенов (Аллабергнев) – старший аксакал, крупный скотовод, имевший более тысячи голов скота, окончивший мусульманскую начальную школу.

От Закаспийской области был избран рабочий Кызыларватских железнодорожных мастерских, социал-демократ Иван Ефимович Миронов. Он был крестьянином деревни Малая Бекетовка Корсунского уезда Симбирской губернии. В 1898 году переселился в Закаспийскую область, работал помощником маляра в Кызыл-Арвате, затем служил в конторе вагонного цеха конторщиком службы пути 3-го участка Среднеазиатской железной дороги. В Государственной думе второго созыва входил в Социал-демократическую фракцию. В 1907 году он был приговорен вместе с социал-демократической фракцией Думы к пяти годам каторги, которую отбывал и Нерчинском крае. В 1920 г. погиб во время Гражданской войны на Дальнем Востоке. Махтумкулихан Нурбердыханов стал депутатом от туркменского населения Закаспия. Он происходил из ахальских ханов. Бывший защитник крепости Геок-Тепе, впоследствии подполковник царской армии, одно время он занимал пост Тедженского уездного начальника.

От Семиреченского казачьего войска был избран беспартийный казак станицы Больше-Алматинской, кандидат на классную должность, медицинский фельдшер Яков Иванович Егошкин. Он окончил фельдшерскую школу. Служил заведующим войсковым складом земледельческих орудий. Имел 11 десятин земли в общем пользовании. От русского населения области был избран трудовик Михаил Алексеевич Гаврилов, сын купца и селекционера А.С. Гаврилова, владельца первой табачной фабрики в городе Верный. Окончил Казанский университет. Занимался торгово-промышленной деятельностью. Однако полиция считала, что политические убеждения Гаврилова значительно левее. В Государственной думе входил в Трудовую группу и фракцию Крестьянского союза.

К слову, в 1919 году табачная фирма «М. и С. Гавриловы и Н.С. Кадкин» была национализирована. Гаврилов стал директором первой табачной фабрики Алма-Аты, «положив на алтарь революции» все нажитое семьей. Даже дом Гавриловых в Алма-Ате стал Домом правительства. Революционная ломка сложившихся экономических отношений привела к ликвидации четырех табачных фирм в Алма-Ате. В ноябре 1925 году на первом и последнем съезде частных табаководов Семиречья, Гаврилов выступил с речью. В своем докладе он констатировал полный развал табачного дела в регионе, обвинив в этом экономическую политику большевистского режима. Дальнейшая судьба Михаила Алексеевича неизвестна.

Народным избранником от казахского населения Маканчи-Садыковской волости Лепсинского уезда стал инженер путей сообщения Мухамеджан Тынышпаевич Тынышпаев – яркая и интересная личность в истории Туркестана. Он родился 12 мая 1879 году в семье скотовода. Мальчик обучался у аульного муллы, но вскоре, видя стремление сына учиться, отец добивается у уездного начальства зачисления в Верненскую мужскую гимназию. Ее Мухамеджан закончил с золотой медалью. Директор гимназии М. Вахрушев с одобрением отнесся к желанию одного из лучших учеников продолжить учебу в Петербурге – в Институте инженеров путей сообщения. Позже Мухамеджан вспоминал, что инженером-железнодорожником стал случайно. Он мечтал поступить на исторический факультет Петербургского университета, но судьбу решил спор среди выпускников Верненской гимназии. Группа гимназистов в присутствии всего класса заявила, что несмотря на золотую медаль он не сможет поступить и учиться в Петербургском институте инженеров путей сообщения – в то время самом престижном техническом институте России. «Мне пришлось доказывать, что они меня недооценивали», – позже вспоминал Тынышпаев.

Что касается пристрастия к историческим наукам, то оно проявилось в дальнейшем. В 1925 году в Ташкенте были изданы «Материалы к истории киргиз-казахского народа». Генеалогические таблицы к ним были подготовлены Тынышпаевым. 

Петербургский период полностью изменил его мировоззрение. Еще в годы учебы он вступил в партию социалистов-революционеров, сотрудничал с либеральными изданиями: «Сын отечества», «Речь», «Радикал», «Русский Туркестан». В них он писал о негативных последствиях для кочевого населения степи массового переселения крестьян из центральных районов России, об отрицательных последствиях насильственного перевода на оседлость. 

Тынышпаев был одним из организаторов эсеровского союза автономистов-федералистов в Асхабаде и Ташкенте. На I Съезде союза он выступил с докладом – «Казахи и освободительное движение».

После роспуска Государственной думы Тышышпаев жил в Самарканде.

Как член Туркестанского комитета инженеров путей сообщения он много сделал для строительства железных дорог в Туркестане. Работал инженером путей сообщения, начальником отделения Среднеазиатской железной дороги, а с 1914 года – начальником участка на строительстве Семиреченской железной дороги.

Тынышпаев был активным участником восстания 1916 года в Степном крае, вследствие чего был арестован.

После Февральской революции 1917 г. он становится членом Туркестанского комитета и комиссаром Временного правительства в Туркестане. 25 апреля 1917 году Тынышпаев направлен в родное Семиречье для урегулирования проблем, возникших в связи с восстанием 1916 года. Опираясь на свой авторитет среди коренных жителей Семиречья, он предпринимал попытки урегулировать конфликты между русским, киргизским, дунганским и казахским населением, обострившиеся в результате восстания.

В мае 1917 г. состоялось совещание по вопросам расселения возвращавшихся беженцев из Китая, участие в котором принял бывший депутат. 5 июня 1917 г., как и ряд других видных политических деятелей края, он подписал ходатайство перед Временным правительством о возмещении крестьянам убытков от восстания 1916 г. В июне 1917 г. генерал А.Н. Куропаткин напишет о нем в своем дневнике: «Инженер Тынышпаев, киргизский патриот и очень разумный деятель».

В середине августа 1917 г. в знак протеста против решения Туркестанского комитета Временного правительства направить в Семиречье карательную экспедицию, Тынышпаев подал в отставку, подчеркнув: «Ваша экспедиция обострит русско-киргизские отношения, испортит нашу работу».

В октябре 1917 г. он выдвигался кандидатом в члены Учредительного собрания. После резкого осуждения вооруженного восстания в Петрограде на IV Чрезвычайном краевом съезде мусульман, состоявшемся 26–29 ноября в Коканде, его избирают премьер-министром Туркестанской автономии. Позднее в этом правительстве он займет пост министра внутренних дел.

После разгрома Туркестанской автономии большевиками в феврале 1918 г., Тынышпаев вернулся в родное Семиречье. Ему уже не первый раз приходилось начинать все заново. 5–13 декабря 1918 г. на проходившем в Оренбурге II Всеказахском (Всекиргизском) съезде  он был избран членом Всеказахского народного совета «Алаш-Орда», но в 1919 г. перешел на сторону Советской власти.

Его качества прекрасного хозяйственника и организатора заметил и оценил председатель ЦИК Туркестанской АССР Турар Рыскулов. В 1921–1922 гг. Тынышпаев управлял водным хозяйством Министерства земледелия Туркестанской Республики. В 1924 г. в связи с открытием Казахского педагогического института народного образования в г. Ташкенте был приглашен туда преподавателем математики и физики. В 1927–1930 гг. он работал на строительстве Турксиба.

О последних годах его жизни в литературе существует противоречивая информация. По одной из версий, 22 апреля 1932 г. Тынышпаев неожиданно был арестован и сослан в Воронеж. Но по воспоминаниям его младшего сына, Давлета Шейх-Али-Тынышпаева, его арестовали 3 августа 1930 г. по обвинению в антисоветской деятельности, он был приговорен к пяти годам лагерей с заменой высылкой в Центрально-Черноземную область на тот же срок. В Воронеже Тынышпаев руководил группой производственно-технического отдела Управления железной дороги Москва–Донбасс.

В 1934 г. был арестован и десять лет провел в лагерях ГУЛАГ старший сын Тынышпаева, Искандер. «Секретарь райкома стал уговаривать меня, – вспоминал Искандер Тышышпаев, – отречься от отца. Пришлось набить ему морду».

После окончания воронежской ссылки Тынышпаев с семьей перебирается в Ташкент, поскольку в Алма-Ату ему приехать не разрешили. В Ташкенте он долго не мог найти работу, и семья жила на квартире его старшей дочери от первого брака. В конце лета 1936 г. Тынышпаев получает работу на строительстве железной дороги «Кандагач-Гурьев» и уезжает из Ташкента.

В 1937 г. его вновь арестовывают.

Источники расходятся в определении даты смерти Мухамеджана Тынышпаева. Одни годом его смерти называют 1937 г., другие 1944 г. По одной из версий он умер 3 июля 1939 г. в тюремной больнице. Во всяком случае, эта дата была указана в письме, полученном Давлетом Шейх-Али-Тынышпаева 12 декабря 1969 г., и, по-видимому, именно она зафиксирована в официальных документах. Сам Давлет считает, ссылаясь на «источники заслуживающие доверия», что Мухамеджан Тынышпаев был отравлен веществом, вызвавшем сильное желудочно-кишечное расстройство и его смерть, в тюремной камере, была мучительной. 28 февраля 1958 г. Верховным судом Казахской ССР Мухамеджан Тынышпаевич Тынышпаев был реабилитирован.

Таковы были депутаты от Туркестана.