Согласно всеобщей переписи жителей в Павлодаре, считая в том числе и население пригородной станицы Коряковской, равнялось 7 730 человек, 4 160 мужчин и 3 570 женщин. Город в основе своем был населен казаками, казахами, татарами и пришлым элементом, которое к началу XIX века составляло незначительное меньшинство в населении Павлодара. Между тем, самым количественно преобладающим элементом населения были казаки. Казаки Павлодара, как рассказывалось в очерке «г. Павлодар Семипалатинской области» («Дорожник по Сибири и Азиатской России», книга 4) были народом «в высшей степени миролюбивым и не совсем походят на своих сородичей донских казаков; народ хотя и способный, но в тоже время очень ленный, неподвижный и какой-то беспечный. Казаки почти все земледельцы и живут зажиточно, но, тем не менее, «лень и беспечность» - обычные свойства каждого казака».
Казаки Павлодара были большими ценителями лошадей. У каждого домовладельца-казака имелось по несколько голов лошадей, редко меньше десятка, а особенную их любовь заслуживали рысистые лошади. Для того чтобы приобрести хороших лошадей, казак не жалел денег. Казаки также были большими любителями выпить и погулять, а потому особенной нравственностью не отличались. Они любили показать себя и блеснуть своей удалью и молодечеством, и иной раз не прочь были «прихвастнуть», особенно перед казахами. С последними у них постоянно шло соперничество по части верховой езды и поэтому поводу между ними часто устраивались состязания, причем победителями бывали попеременно то казахи, то казаки. По части «выкидывания разных штук и фортелей» при отчаянной бешеной езде казаков часто сравнивали с настоящими казахскими джигитами-наездниками, мало в чем уступавшими даже цирковым наездникам. Казаки с самых малых лет умели говорить по-казахски, иногда даже и между собой объяснялись на этом языке. Вообще, казаки с казахами жили очень дружно. Казах уважал казака, а казак видел в казахе необходимого для себя человека, без которого нельзя было обойтись, и потому между ними и существовала дружба, редко чем-либо нарушаемая.
В городе казахи и татары жили в таких же домах, как и русские, но некоторые, в частности казахи, часто проживали в землянках на краю города. Постройки их мало чем отличались друг от друга.
Лучшее впечатление производили татарские постройки. Они были богаче и красивее, в них было больше порядка и чистоты. Татар жило в городе не меньше, и чем казахов. Татары жили очень зажиточно, всегда имели по несколько лошадей и рогатого скота, среди них были и богатые купцы, и скотопромышленники. Последние встречались и среди казахов, но богатых скотопромышленников-казахов в городе были мало. Во многом это происходило потому, что они жили в степи, где и имели громадные табуны лошадей и рогатого скота, иногда в несколько тысяч голов. В городе же жили уже обрусевшие казахи, хотя и. сохранившие свои веру и язык, но прекрасно владевшие русским языком. Среди городских казахов была и интеллигенция, учившаяся в русских начальных школах, в учительских семинариях, а также в фельдшерских и ветеринарных школах, умевшие даже танцевать, любившие бывать на общественном собрании и любители карточной игры, носившие иногда, а точнее сказать в очень редких случаях, русскую одежду.
Надо заметить, казахи дорожили своей национальной одеждой и обычаями и, редко кто из них расставался со всеми своими национальными привычками так же, как и татары. Чем богаче был казах, тем роскошнее были у него одежда и головной убор. Их любимым нарядом был яркий пестрый халат с узорами или цветами из шелковых или шерстяных материй, а также малахай из дорогого меха, опушенный соболем или горностаем и покрытый сверху дорогим атласом.
Татары меньше любили одеваться в дорогие одежды, чем богачи-казахи. Более того, богатые татары мало отличались по одежде от менее зажиточных татар: «та же татарская высокая меховая шапка или круглая барашковая, или мерлушковая мелкодонная шапка, и те же «коты». В целом, казахи и татары были народом в высшей степени спокойным и тихим, вечно были заняты своим делом, особенно татары, большая часть из которых занималась торговлей.
Присутствие в городе казахов с их характерным образом жизни и привычек придавало Павлодару характер настоящего степного города. Та же картина, которую вы могли встретить в степи, встречалась и в городе: те же казахи в своих оригинальных костюмах, те же верблюды, те же скрипучие арбы. Только там, в степи, попадалось все это сравнительно реже, через большие промежутки времени, а в городе - на каждом шагу.
Кроме живших здесь постоянно казахов, днем в город приезжало много казахов из степи и ближних аулов. Степного казаха редко можно было встретить в городе одного: они почти всегда собирались здесь группами. Одни из них сидели на корточках по-казахски у телеги или арбы, другие - верхом на конях, третьи - на волах, коровах или верблюдах. Иные, растянувшись на земле, апатично и безучастно глядели в небо, а иногда так и стояли: «Иногда достаточно трем-четырем из них собраться, как скоро к ним присоединится целый десяток их. И сидит эта куча киргиз иногда по целым часам под палящими лучами летнего солнца, изредка лишь переговариваясь меж собой, или просто с любопытством осматривая каждого проходящего с головы до ног, а иной раз - и просто смотрят вверх».
Как сказано в очерке, казах всегда был любопытен. Случалось, целые дни он разъезжал верхом на коне из одного конца города в другой и по степи, чтобы разнообразить свои впечатления, узнать что-нибудь новое, а то и просто поглазеть. Казах всегда находился на вольном воздухе: «как дитя природы, он не любит сидеть ни в домах, ни в юртах, особенно летом». Меховая шапка, спускающаяся на уши и на шею, теплый ватный халат, подпоясанный ремнем с металлическими белыми (у богатых - серебряными) бляхами, теплые, с кошмой в средине, кожаные сапоги – таков был обычный костюм казаха, с которым он редко расставался и летом, и зимой. Что же касается работ в летнюю пору, когда невмоготу жар, так он, ни мало не стесняясь, и все сбрасывал с себя.
«Куда б вы ни пошли по городу и в какое угодно время дня вы всегда встретите эти разношерстные кучки киргиз, нередко и киргизок, взад и вперед снующих по городу. Пешего киргиза реже можно встретить; он почти всегда на коне, с которым, вообще, редко разлучается»
Вместе с тем, грустное впечатление создавали казахи-бедняки: «вечно хладнокровные и спокойные, с каким-то равнодушием на лице, грязные и часто оборванные». Вообще, в городе казах чувствовал себя «не в своей тарелке», точно зверь в клетке. Ему все было чуждо здесь: он не был привычен к городу, его стихия, его родина и кров заключались в широкой беспредельной степи, где он чувствовал себя свободным и полным хозяином. В город он приезжал лишь на время: «Надоест ему взад и вперед скакать по степи, он едет позевать в город, встретит знакомого или приятеля «тамыр», поговорить, поболтать на досуге, продать барана или коня и на вырученные деньги купить что-нибудь для себя или для своих «бабич».
Прежде чем купить что-либо в лавке, казах целый день торговался, советовался, думал, присматривался и опасался, чтоб его не надули... Однако нечестные на руку павлодарские приказчики и купцы, умевшие ладить, надувать и при этом жить в дружбе с ними, все равно, в конце концов, обвешивают или обсчитывают казаха. «Киргизы народ податливый, с ними завсегда можно коммерцию поддержать» - так обычно выражались про них павлодарские торговцы и купцы, наживавшие на торговле с ними в короткое время целые капиталы. Казах же редко имел деньги, он больше отдавал «натурой», а товары в лавках брал чаще в долг в счет будущего сена или приплода от скота. Редкий из бедных казах не состоял должником у какого-нибудь павлодарского купца или обывателя, а то и у своего родственника богатого казаха. Так, бедняк-казах, незаметно для самого себя, охотно позволял эксплуатировать собой и своим имуществом. Поэтому и все, кто вел торговые дела с казахами, быстро наживали большие капиталы в короткое время. Впрочем, в очерке говорится так:
«Киргиз знает это; знает, что его везде и во всем надувают, а потому и сам не прочь надуть, и в этом случае, если захочет, промах редко даст. Но, несмотря на это, киргизы с русскими, в особенности с купцами, живут в большом ладу, сознавая взаимную необходимость друг в друге. Русский купец у киргиза первый гость; он для угощения его все готов отдать: заколет для него лучшего барана, зажарит кусок лучшей конины вдоволь напоит лучшим кумысoм. Кроме того, те и другие иногда обмениваются подарками, причем павлодарский купец в этих случаях себя никогда не обидит и всегда сумеет остаться «с барышем».
В начале 1900-х годов все поденные рабочие и даже почти все извозчики в Павлодаре были почти исключительно казахами. Большинство из них знали всего несколько слов по-русски, остальные же, особенно степняки, не знали почти ни одного русского слова. В то время в среду казахского народа начинали входить табак и знание того, что русские, почти все, были большими любителями выпить. Поэтому часто от казахов-рабочих можно было услышать «на водка бай», хотя водки казахи не пили, или они, складывая губы и вдыхая в себя воздух и указывая пальцем в рот, произносили: «давай папироска».
Рабочего казаха-бедняка можно было встретить везде в городе: он был кучером, работником, рассыльным, он же был носильщиком на пароходах и дровокладом, он же был паромщиком, всюду и везде был годен для работ. Произошло это оттого, что казах был, прежде всего, дешев, и содержание его обходилось недорого. Наконец, он был невзыскателен, силен и здоров, и если хотел, то мог работать, не зная устали.
На пароходах и баржах все поденные рабочие были казахами. Интересно было наблюдать, как иногда группа казахов тащит какую-нибудь тяжесть: «Если здесь нужна сила трех-четырех человек, их всегда берется восемь-десять, и все с криком и каким-то диким визгом суетятся, толкаются, показывают, что надрываются, лишь бы хозяева видели, и дали бы им на чай за то, что они из всех сил стараются». Летом весь берег Иртыша всегда был усеян казахами. Перевозчики на пароме, перевозящем пассажиров с одного берега на другой, все были казахами. Они доставляли пассажиров на другой берег, после чего тотчас же обступали толпой пассажира, потом старались тут же затащить пассажира к себе в юрту и угостить его кумысом, всегда имевшимся у них в запасе.
Помимо казаков, казахов и татар, в Павлодаре жило много евреев, преимущественно ремесленников, потомков ссыльных. На окраинах города селились и крестьяне-переселенцы из европейской части Российской империи, в особенности с тех пор, как в Павлодарском уезде стали разрабатываться разные рудники, прииски и каменноугольные копи. Часть этих крестьян отправлялась на эти рудники и копи, а часть промышляла в городе поденной работой и извозом.
Что касается интеллигенции, то в городе ее было немного: несколько человек из администрации, два врача, несколько офицеров, учителя, местное русское купечество да чиновники. Общество это было разделено на несколько отдельных кружков, из которых каждый жил своей собственной внутренней жизнью, не выходившей из круга мелочей и интересов домашнего очага. Кружки эти часто находились во взаимной вражде, полной разных интриг, дрязг и сплетен.
Вообще, за последние 3-4 года Павлодар начал оживляться. Во-первых, с образованием Товарищества Западного Сибирского пароходства и торговли, пассажирское и товарное движение по Иртышу значительно увеличилось, что тотчас же отразилось и на торговле Павлодара. Во-вторых, в последние два-три года в окрестностях Павлодара начали разрабатываться каменноугольные копи, эксплуатируемые новообразовавшимся «Воскресенским Горно-Промышленным Обществом», поставившим дело разработки этих копей на широких началах. Для этой цели оно построило и железнодорожную ветку на 110 верст от Воскресенской пристани к Экибас-Тузским каменноугольным копям. Кроме угля, общество разрабатывало и разную руду: медную, платиновую и др. С открытием этого общества в город стали прибывать с разных сторон большие партии рабочих, служащих. Торговля увеличилась, цены на продукты поднялись, спрос на квартиры увеличился, отчего они сразу же поднялись в цене.
Кроме торговли скотом и кожами и хлебных операций, многие жители Павлодара занимались еще соляными промыслами.
Богатство же залежей каменного угля, в изобилии находимых почти всему Павлодарскому уезду, нахождение залежей медной и других руд, удобная пристань на берегу Иртыша, торговые отношения с Омском, Семипалатинском и ближайшими городами Семипалатинской области предвещали Павлодару блестящую будущность, как крупного центра горнопромышленной деятельности этого края. Земледелие стало понемногу прививаться и среди некоторых казахов, бросавших мало-помалу свой кочевой образ жизни и постепенно переходивших к оседлому. Таким образом, если к 1901 году Павлодар и не служил центром хлебного рынка, то со временем должен был занять крупное место и в этом отношении.
