Осенью 1914 года доктор медицины А.В. Генке был командирован из Центра в Уральскую губернию для общего руководства противочумными мероприятиями и в течение четырех лет стоял во главе противочумного дела, выезжая на все чумные вспышки и оставаясь в очагах до их ликвидации. В последних двух чумные вспышки он непосредственного участия в борьбе не принимал, но имел возможность следить за ходом чумы по тем докладам, которые делались во Врачебной Секции. Ввиду крупного значения Уральской чумы и скудности литературных данных о ней, он посчитал нелишним поделиться своими наблюдениями о болезни в период с 1904 по 1924 гг.
В Уральской губернии были два самостоятельных очага – Северный и Южный. Северный занимал пространство около 150 километров в диаметре, и был расположен около крупного поселка Джамбейты (ныне – аул Жымпиты, ЗКО) на востоке от реки Жайык в степи, частью ковыльной, частью полынной с небольшими речками, обычно никуда не впадающими, а иссекающими в своем течении и содержащими соленую воду. Кроме указанного поселка Джамбейты, был еще аул Каратобе, а затем по степи, обычно вдоль речек, были разбросаны аулы. Население последних было исключительно казахским. Зимой они жили в землянках, а летом - в кибитках, занимались главным образом скотоводством и только отчасти земледелием – сеяли просо. Население поселков, состоявших из русских и татар, занималось преимущественно торговлей.
Южный очаг тянулся неширокой полосой по обе стороны реки Жайык от Калмыкова (ныне - аул Тайпак) до Сарайчакова (ныне - Сарайшык) на 170 километров. Правая сторона реки была казачьей со сравнительно частыми поселками по Жайыку, левая сторона - казахская с аулами, расположенными обычно невдалеке от реки. Казахское население занималось исключительно скотоводством, русское – скотоводством и рыболовством, земледелия не было.
В северном очаге чумные вспышки всегда начинались летом. Если же и наблюдались заболевания зимой, то они служили продолжением летних вспышек. В Южном же очаге вспышки начинались поздней осенью и зимой, летом же прекращались.
История Уральской чумы
Впервые в Уральской губернии чума наблюдалась в 1904 году в южном очаге на южной границе его в 63 километрах от Гурьева (Атырау). Начавшись в ноябре среди казахов, временно проживавших на правой стороне реки Урала, она перешла в поселки и достигла большого развития - умерло 416 человек.
В 1905 и 1906 гг. чумных вспышек не наблюдалось
В 1907 году чума появилась в сентябре в районе Глиненской станицы (аул Маштексай) вблизи границы Астраханской (ныне Букеевской) губернии. В одной казахской семье умерло 11 человек. Были указания на связь чумной вспышки с больным чумой верблюдом. Чума не была установлена бактериологически. В течение дальнейших 6 лет вспышек в южном очаге не наблюдалось.
В 1913 году в октябре чума появилась на северной границе южного очага вблизи Калмыкова (Тайпак) на казахской стороне и широко распространилась - в течение зимы умерло 405 человек. В 1914 году зимой умерло 17 человек.
В 1915 году поздней осенью чума появляется в средней части очага на казахской стороне, а затем переходит через реку Жайык в казачьи поселки. Умерло 47 человек.
В 1916 и 1917 гг. вспышек в Южном очаге не было. Дальнейший же период с 1918 по 1921 гг. касательно чумы описать трудно, потому что кровопролитная война и наступившие вслед за ней эпидемии сыпного тифа и холеры унесли столько жертв, что сотня-другая чумных заболеваний, если они и были, остались незамеченными.
Наступившее вслед за этим сравнительное санитарное благополучие дало возможность снова обратить внимание на чуму. Зимой 1922-1923 гг. в южном очаге зарегистрировано 23 смертных случая от чумы. Прекратившись летом, чума снова вспыхнула зимой 1923-1924 г. Умерло 89 человек, причем возникло сомнение, что зарегистрированы не все случаи, так как последующего обследования не было произведено. Вспышка этой зимы протекла одновременно с большой чумной эпидемией в Букеевской губернии.
В Северном очаге чума впервые появилась в 1909 году в июле в 32 километрах от Джамбейты, умерло летом 22 человека. Через 3,5 месяца после ликвидации очага, заболевания появились снова в 16 километрах от летнего очага. Как на причину (подтвердить слух, впрочем, не удалось) нового возникновения вспышки указывалось тайное разрытие могилы умершего летом казаха, якобы похороненного с большой суммой денег. Зимой умерло 196 человек, всего за год - 218 человек.
В 1910 году наблюдалась небольшая летняя вспышка, умерло 5 человек. В 1911 году летом чума дала более значительную вспышку, умерло 54 человека. В 1912 году летом умерло 59 человек. В 1913 году и 1914 году в Северном очаге вспышек не было. В 1915 году чума появилась в июле; в 3 волостях умерло 56 человек. В 1916 г. летом умерло 23 человека. В 1917 году летом умерло 14 человек. После небольшого промежутка эпидемия продолжалась зимой; умерло 39 человек. Всего за год 53 человека. В 1922 г. и в 1923 г. чумных вспышек в Северном очаге не было.
Как видно из таблицы чума, появившись в одном из очагов Уральской губернии, продолжалась в нем несколько лет подряд. Так, она, вспыхивая в определенное для очага время - зимой в южном, летом в северном, затихала в другие времена года. Продержавшись несколько лет, она затем прекращалась на несколько лет, чтобы после видимого периода благополучия, вспыхнуть снова. Вспышки никогда не повторялись в том же месте очага, а каждый раз занимали новое место, часто за много километров от предыдущей вспышки.
Получается впечатление, что чума, пожав жатву, становилась бессильной в отношении оставшегося населения, которое приобретало иммунитет.
Этиология
До Астраханского Противочумного Съезда 1910 года полагали, что чума в Астраханскую и Уральскую губернии заносится извне. Говорили о паломничестве в Мекку, о привозе зараженных вещей. Тем не менее, Астраханский Съезд установил, что чума в Астраханской и Уральской губернии эндемична, что здесь имеются собственные очаги, и искать заноса извне нет нужды. Однако вопрос о том, где сохраняется чумная зараза в свободное от вспышек время, остался открытым. Указывали на сохранение заразы в вещах, в человеке, отмечалось значение верблюдов, а роль грызунов только еще намечалось.
На состоявшемся через 4 года Самарском Противочумном Съезде значение грызунов в этиологии чумы устанавливается определенно. Говорили, что до появления чумы на людях существует чумная эпизоотия среди грызунов, что люди заражаются от последних путем ран или передачи заразы живущими на грызунах блохами. Другие источники заразы Съездом были оставлены без внимания.
Со времени Самарского Съезда этиология чумы ни на шаг не ушла вперед. Между тем были факты, говорившие против принятия теории, хотя в некоторых случаях она и подтверждалась. Так, в 1915 году исследователь Кольцов, до появления чумной вспышки в северном очаге Уральской губернии, действительно констатировал чумную эпизоотию среди сусликов. Надо полагать, что в этом очаге с его летними вспышками, иногда действительно была связь между чумными эпизоотиями среди сусликов и вспышками чумы. Но в 1919 г. и 1917 г., при самых тщательных поисках, не удалось найти ни чумных грызунов, ни каких бы то ни было указаний на предшествовавшую эпизоотию среди них. И все же чумные вспышки были.
В южном очаге во время чумных вспышек находили чумных мышей, но надо было ведь еще доказать, что здесь мыши заразили людей, а не люди мышей. В 1915 году Кольцовым в свободное от вспышек время было произведено обследование среди грызунов южного очага и чумной эпизоотии констатировано не было. А зимой появилась вспышка.
Генке задавался вопросом, что если признать, что источником заражения человека были грызуны, то как объяснить строгое районирование чумы. Ведь и за границей были такие же суслики и мыши, но там чумных вспышек никогда не происходило. Если даже допустить, что в чумных очагах жили какие-нибудь особенные суслики и мыши, то и в таком случае районирование было непонятно. При известной склонности мышей к перекочевкам, они должны были бы непременно занести чуму за границу района, а между тем этого не наблюдали. Очевидно, что в чумных очагах существовал неизвестный фактор, имевший доминирующее значение, так как без него грызуны переставали быть носителями чумы. Что это за фактор, Генке признавал, что не знает.
Во время чумных вспышек в обоих Уральских очагах он имел дело с легочной формой чумы. Если в первых случаях заболевания и наблюдалась бубонная чума, то обычно здесь существовала уже смешанная форма. Чисто бубонной формы в Уральских очагах почти никогда не было. Это происходило, как полагать Генке, потому, что, при отсутствии врачебной организации, бубонная чума проходила незамеченной. А если она появляется в легкой форме, то незамеченной оставалась и целая эпидемия. Целый ряд авторов (Галанин, Дженет, Архангельский, Гирш Заммерброд, Миллер, Шотелиус, Виман, Терни) указывал на существование легкой амбулаторной формы чумы в очагах всего мира. Такие формы чумы наблюдались и в Астраханской губернии (Депнер, Касторский, Медовщиков, Вайнштейн). Среди казахского населения Уральской губернии очень часты были заболевания лимфаденитами. Последним приписывали туберкулезное или сифилитическое происхождение, отчего Генке полагал, что некоторые из них вполне могли быть вялотекущей бубонной чумой.
На Саратовском Противочумном Совещании 1924 года профессор Никаноров сделал доклад о случае бациллоносительстве. Так, субъект, у которого были бубоны, давшие при исследовании сока чумные палочки, по-видимому, совершенно здоровый, дважды послужил источником возникновения чумной вспышки. Однако механизм передачи заразы остался невыясненным.
Чумная эпидемия зимы 1924 года в Букеевской губернии дала 339 смертных случаев; отдельных очагов было 69; в среднем на очаг приходилось по 5 заболеваний; были очаги с 1-2 заболеваниями. Такие мелкие очаги были обнаружены благодаря широкому обследованию, вызванному эпидемией. Если бы такой небольшой очаг был один, то он, скорее всего, остался бы незамеченным. Возможно, что мелкие вспышки с 1-3 заболеваниями были нередки в Уральской и Букеевской губерниях и при отсутствии врачебной организации мы о них не знаем.
Если промежутки между летними вспышками в северном очаге и зимними в южном заполнить этими мелками вспышками и легкими формами чумы, то картина течения эпидемии окажется следующей. Когда происходит видимая ликвидация чумной вспышки, чума в сущности не прекращается, а продолжается в виде легких форм бубонной чумы и в виде мелких вспышек, при которых умирает по 1-2 человека. Затем, под влиянием какого-нибудь толчка, происходит обострение вялотекущей эпидемии и появляется уже более значительная вспышка. Что служит этим толчком, сказать наверняка было нельзя. Возможно, что тяжелые, непривычные летние работы в северном очаге, где население только еще начало переходить к земледелию, вызывали временное ослабление сопротивляемости организма (первый заболевший во время вспышки в северном очаге чаще всего заболевал во время покоса). В южном очаге, где земледелия вообще не было, а потому не было и летних работ, ослабление сопротивляемости организма появлялось с наступлением холодов, вызывающих простудные заболевания и при переходе из кибиток в землянки с их спертым воздухом и большой скученностью.
Таким образом, эпидемия продолжалась несколько лет подряд, приводя, в конце концов, к появлению иммунитета оставшегося населения. Эпидемия прекращалась, чтобы вспыхнуть через несколько лет, но уже в другом месте очага, где население еще не иммунизировалось. Вот в этот свободный от чумы промежуток, как считал Генке, чумной вирус мог сохраняться в грызунах, но для передачи ими заболевания человеку обязательно было содействие того неизвестного фактора, о существовании которого мы писали выше. Без этого фактора, перейдя за границу района, грызуны переставали быть носителями чумы.
Вот в таком виде Генке видел течение чумных вспышек в Уральской губернии:
«Я далек от мысли выдавать вышесказанное мной предположение за непреложную истину и считаю нарисованную мною картину течения чумы только наиболее вероятной, нужны дальнейшие исследования».
