Если нация не знает своей истории, если страна теряет свою историю, то после нее они сами могут легко исчезнуть.
Миржакып Дулатов

Страх космической тишины

1536
Страх космической тишины  - e-history.kz
Первый космический полет Т. Мусабаева на орбитальный комплекс «Мир» был не простым. Возникла внештатная ситуация, которая угрожала жизни космонавтов. Вот как об этом вспоминает сам Талгат Мусабаев

Июль 1994 года. Командиром экипажа был Юрий Маленченко. Во время космической экспедиции продолжительностью 126 суток работал на станции «Мир» с российскими космонавтами Валерием Поляковым, Александром Викторенко, Еленой Кондаковой, немецким астронавтом Ульфом Мербольдом.

Полет был страшно тяжелым, таких отказов материальной части не было никогда за всю историю существования станции «Мир». И все такие внештатные ситуации, отказы техники, какие-то неблагоприятные условия полета – все сваливается на нас, на меня, когда я лечу. У меня не было ни одного полета без внештатных ситуаций, серьезных, я имею в виду. Внештатные ситуации бывают у многих экипажей, но, такие, из которых по книжке можно выйти. А тогда серьезнейшие ситуации происходили, их я притягиваю, что ли? Это просто планида моя. Это и знаменитая потеря напряжения на станции, так называемый U минимум, когда мы лишились полностью электроэнергии на станции. Это случилось после прилета к нам следующей экспедиции в составе Александра Викторенко, Елены Кондаковой, Ульфа Меирбольда и произошло из-за не очень грамотной работы ЦУПа.

Талгат Мусабаев с сыном перед стартом

Корабль – это средство спасения. Любой корабль, который пристыковался к станции, должен всегда быть готов к отстыковке и возвращению на Землю, а значит, у него должны быть полностью заряжены аккумуляторные батареи, энергосистема должна работать четко. Когда причалил корабль с экипажем, то мы, как обычно, начали со станции подзарядку корабля в усиленном режиме. Тогда у нас самих на станции батареи были разряжены, причем основательно. В то время был очень большой процент деградации солнечных батарей станции «Мир», и она не давала той энергии, которая нужна, то есть, на станции и так был дефицит электроэнергии.

Когда мы «отошли ко сну», ЦУП выдал команду на полную зарядку корабля, и корабль заряжался усиленными темпами из источников энергии станции «Мир», то есть, из аккумуляторных батарей большой мощности «блоков 800». И посадил их. Авария произошла среди ночи – сигнализация во всю мощь, все гудит, орет и мы спросонья давай носиться. А что носиться-то, когда уже все посадили? И начался страшный процесс остановки гиродинов – это большие такие гироскопы, которые вращаются с большими скоростями угловыми, поддерживая ориентацию станции в космосе. У нас почти безрасходная система ориентации в космосе в отличие от американских кораблей, то есть, мы не тратим практически топливо, расходный материал. Гиродины устанавливают ориентацию, необходимую станции. Так вот они начали торможение, электроэнергия не поступала, а раз нет раскрутки гиродинов, то идет потеря ориентации, раз потеря ориентации пошла, то солнечные батареи не сориентированы на Солнце, система солнечных батарей вышла на запредельные углы и перестала вообще работать. Энергии нет, там ведь тоже двигатели приводов электрические, вот такой замкнутый круг.

У нас село все, мы вышли на солнечную часть орбиты, заряда не получалось никакого, и мы свалились в жесточайший U минимум, все погасло. Мы все повыключали. Сначала все, что нужно было по инструкции, затем по бортдокументации во внештатной ситуации - все выключили. Но этого все равно оказалось недостаточно, глубокий разряд произошел. И мы сели, как говорится, в лужу. Все системы начали одна за одной умирать, все… И, в конце концов, умерли.

Такого не было никогда в истории – ни до нас, ни после нас. U-минимумы были, но незначительные. А здесь – глубочайший. Разряд прошел – и мы оказались в кромешной тьме, команды с пультов невозможно выдать, так как недостаточно напряжения. Связь потеряна. Чтобы связи не было – ну, это вообще! У нас не было связи с ЦУПом, и мы начали работу по выходу из этого состояния. Это сумбур, конечно, сумасшедший.

Ю. Маленченко и Т. Мусабаева радушно встретили на орбите

Значит, два экипажа на борту, Лена в плохом состоянии по здоровью, а она - бортинженер, который на замену прилетел. У нового экипажа адаптация к невесомости шла тяжело. Так что работали в основном втроем: Викторенко, Маленченко и я. Остальные были на подхвате – это врач Валера Поляков, он был уже долгожителем станции, Лена Кондакова и немецкий астронавт Ульф Мербольд. Я помню, у Мербольда, когда была возможность посветить фонариком, глаза были просто квадратные от ужаса. Он прилетел на месяц, это была первая такая длительная экспедиция иностранного космонавта-исследователя. Таким образом, мы вшестером должны были месяц работать на станции. По системам жизнеобеспечения, на станции должно находиться не больше пяти человек. Нас же было шестеро - четыре русских, один казах, да еще и немец!

Что только мы ни предпринимали, чтобы выправить ситуацию с энергоснабжением. Закручивали двигателями обоих кораблей станцию «Мир» на Солнце. Делали закрутку станции, чтобы солнечная ориентация была, как учили. Но это сложно, потому что станция огромной массы с кораблями. Она сделала несколько оборотов, и мы наблюдаем по приборам, что какой-то приход энергии есть, а потом солнечная ориентация разваливается, так как она должна поддерживаться специальными приборами, агрегатами, такими, как гиродин. Но ничего не работает.

Мы все больше и больше сваливались в ужасную яму. Как известно, все системы жизнеобеспечения на станции работают только от электричества и, таким образом, отключены все системы жизнеобеспечения, ладно там - служебные системы, а то ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ. Мы не получали кислород, уже нечем было его делать, не очищалась атмосфера от вредных примесей, углекислого газа и т.д. На Земле вся грязь, пыль на земле ведь лежит – а у нас система вентиляции отключена, все вентиляторы и пылесборники не работают и все это летало в воздухе, мы этим дышали. И страшная тишина! Такой тишины нет нигде, ни в одном уголке Земли вы никогда не найдете и не создадите такую тишину, которая была там. Зловещая тишина, ни одна система не работает, вокруг космос и больше ничего нет... Это было жутко.

Почти пять дней мы выходили из этого состояния, проделана была гигантская работа. Вот я, например, как бортинженер проводил инженерную работу – на других модулях станции я находил блоки 800 (аккумуляторные батареи большой мощности) и доставал их в полной темноте. Следом за мной летал Ульф Мербольд, как оруженосец Санчо Пансо за Дон Кихотом. Я ему дал отдельные фонарики, которые мы взяли с собой, как будто чувствовали, что они могут пригодиться.

Чтобы доставать эти аккумуляторные батареи, приходилось лезть через целые завалы: за эти годы, что летала станция, там было столько оборудования! Батареи находились за панелями, которые тоже нужно было разбирать, и затем, только в определенной последовательности, вытаскивать их, и не дай Бог ошибиться с каким-нибудь разъемом, автоматика может выйти из строя – вообще будет скандал. И эти 80-килограммовые батареи, они тяжелее меня весили – я их толкал впереди себя, сначала перевозил в базовый блок, там опять доставал разряженные. Щиты панелей, батареи - все это летало в темноте, ужас! Как только не потеряли гайки, болты в темноте! Я их в трусы складывал, извиняюсь, потому что больше некуда было. Приходилось смекалку проявлять.

На станции: В. Поляков, Т. Мусабаев, Е. Кондакова, Ю. Маленченко, А. Викторенко, У. Мербольд

Были на станции скафандры для выхода в открытый космос, и в них всегда были рабочие батареи, как источники света. Это и спасло нас. Мы с Маленченко вытащили эти батареи и приспособили их – примотали изолентой к лампочкам и развесили во всех уголках станции. Подлетаешь к ним, включаешь и тогда только свет был.

Таким образом, приходилось в страшной ситуации находиться, мы почти задыхались, покрываясь потом. Были превышены все предельно допустимые нормы по кислороду, углекислому газу. Кислород сел вообще до минимума, вообще перешел за все пороги, а углекислый газ и другие примеси поднялись до высокого уровня. Чувствовалось это по дыханию. А там же дышится все за счет вентиляции, конвекции нет, то есть, вокруг тебя создается мешок собственной атмосферы вредных примесей, углекислого газа, который летает вокруг тебя, и если ты двигаться не будешь, то ты просто задохнешься от собственных газов. В этой ситуации нас спасал наш любимый доктор Валера Поляков – он взял какой-то щит и гонял этот воздух вокруг нас, что позволяло нам работать.

Кроме того, что нечем было дышать, не было нормальной пищи, ели холодные консервы. Чтобы запустить всю систему, всем нам пришлось работать в сумасшедшем режиме: постоянно дежурить у пультов по очереди, иногда мы не спали по 36 часов! Голодные, холодные, в грязной атмосфере, в кромешной темноте, без единого звука и связи с Землей - это было самое страшное. Мы переживали за Землю – понимали, что они просто сходят с ума, потому что никто не отвечает. И опять тут помогла наша смекалка и везение.

Я тогда впервые по казахстанской программе, можно сказать, нелегально взял на борт корабля любительскую радиостанцию, которая имела индивидуальный, автономный источник питания в виде батареи. К нашему счастью, эта любительская радиостанция работала. Мы ее настроили на частоту ЦУПа и связались с нашими коллегами. На худой случай мы должны были по существующей форме №14, в которой заложены баллистические навигационные данные, готовиться к приземлению. Эта информация поступала к нам на станцию каждые сутки в конце дня. Но так как не было связи, мы и форму-14 не получали уже несколько дней. Теперь мы возобновили ее получение через любительскую радиостанцию, которую мне перед полетом передал мой однокашник по Рижскому институту гражданской авиации – Олег Киян.

Конечно, мы могли в случае чего лететь на свой страх и риск, включать двигатели, и без нужных координат оказаться хоть где, например, в океане, а это гибель.

Неприятно было, однозначно. Но психологически нас готовят очень сильно, поэтому паники не было, но страшно было, что там говорить. Нам помогли серьезный профессионализм нашей подготовки и высокая сознательность и высокий дух. У нас была мощнейшая космическая компания, можно сказать, дружная космическая семья – Викторенко, Поляков, Маленченко, я, Кондакова, Мербольд. Мужики все подобрались сильные духом, с чувством юмора, и женщина на корабле есть, и настоящий немец! Мы даже успевали иногда шутить, а как же иначе. Разряжали эту страшную ситуацию какими-то прибаутками, тогда как-то легче было выживать.

Мне даже кажется, что именно с того времени я особенно полюбил анекдоты, как средство спасения в эмоциональный кризис. Вот один из них. Этот анекдот родился еще в советское время, когда начали в космос одного за другим посылать представителей социалистических стран.

Вернулся очередной космонавт-исследователь на родину. Спрашивают у него:

- Ну как тебе космос, хорошо слетал?

- Хорошо, хорошо, только руки болят, - отвечает космонавт.

- Почему?

- Да, потому что я только…, а командир меня по рукам – не трогай, не трогай!!!

Это же на самом деле так было, не просто же анекдот появился! Ведь основными на корабле являются командир и бортинженер, а космонавт-исследователь – это, считай, пассажир, сейчас они уже называются космическими туристами.

Мы вышли из энергетической ямы. ЦУП был крайне обрадован, что мы сами, своими усилиями все снова запустили. Процесс запуска всех систем – это сложнейший процесс. Раскрутили поочередно гиродины – потому что энергии не на всех хватало. Запустили БЦВМ – бортовую цифровую вычислительную машину «Салют-5», а она тоже дама очень капризная, старого образца еще, надежная, но старая. Тысячи разъемов, клемм, все их нужно было находить, протирать. В таких ситуациях за панелями летаешь, в глаза лезет все, о-ох!

Вот такими героическими усилиями мы, можно сказать, одержали победу и спасли станцию. Это было второе рождение «Мира».

Использованы материалы из книги: Кабикызы С. Знак равенства.

Документальная повесть. – Астана: «Гласир», 2009.

Опросы
Как вы оцениваете уровень преподавания истории в школах?