До пятидесяти лет от роду Казынбай мирно проживал в своем ауле, занимаясь кочевым хозяйством наравне с другими своими однообщественниками и участвуя в общественной деятельности ровно настолько, насколько того требовала общественная польза. Не уклоняясь от участия в очередных выборах, он добросовестно подавал свой голос за достойного кандидата и так как верх всегда оставался за крикунами, которых немало в каждом ауле, то Казынбай с грустью убеждался, что его голос не приносит желаемой пользы. Тем не менее, одноаульцы, питая неизменное доверие к честности и бескорыстности Казынбая, всегда выставляли его в качестве своего выборного. Не будучи особенно богатым и чуждаясь всяких неблаговидных приемов, употреблявшихся при выборах, Казынбай никогда не помышлял выставлять себя кандидатом не только на волостные, но даже на аульные, сопряженные с властью, общественные должности. 

Однако, неоднократно приезжавший в волость уездный начальник, наслышавшись о Казынбае много хороших отзывов и зная его лично по участию в выборах, выразил желание с ним поближе познакомиться. Нет надобности говорить, что он оценил Казынбая по его достоинствам. 

Когда, затем, при следующих выборах волостного управителя выборные, по обыкновению, разделились на несколько партий, каждая из которых выставляла своего кандидата, то присутствовавший тут уездный начальник, зная беспристрастие Казынбая, и, заметив, что он в общем крике замолчал, просил его указать достойного кандидата. Подумав, Казынбай ответил: «В этой суматохе люди потеряли рассудок и сделались подобными стаду животных, а животным бесполезно говорить о их выгоде». 

Однако, достойным кандидатом он все-таки назвал одного из находившихся тут выборных, человека также небогатого как и сам, по имени Абдильда. Зная популярность Казынбая и желая обратить ее на общественную пользу, уездный начальник, восстановив среди выборных тишину, сообщил имя кандидата, названного Казынбаем. Те, пошептавшись недолго, объявили, что если выбирать управителя не из числа выдающихся богачей, то они единогласно выбирают на эту должность самого Казынбая. 

Разумеется, довольнее всех этим выбором остался уездный начальник, который лучшего управителя не желал, считая Казынбая стоящим вне всякого сравнения. Тем не менее, сам Казынбай не обрадовался и пытался отказаться от выпавшей на его долю чести; но успокоенный уездным начальником, он решился отслужить свой срок. 

Как и следовало ожидать, Казынбай в должности управителя оказался на высоте общественного доверия. Никто, даже потерявшие свою кандидатуру богачи, не могли упрекнуть Казынбая в несоответствии занимаемой должности. Будучи от природы трудолюбивым, Казынбай непрерывно разъезжал по своей волости, лично поверяя действия должностных лиц и искореняя закравшиеся было злоупотребления. Воровство и баранта перенеслись за пределы его волости, ибо Казынбай в этих делах никому не потворствовал, а беспощадно представлял виновных с поличным на распоряжение властей. При всем этом волость знала, что сохраняя прекрасные отношения с уездным начальником, Казынбай всегда защищал перед ним ее справедливые интересы. Все эти обстоятельства побудили большинство выборных подать свои голоса за Казынбая и на следующий срок. Но на этот раз влиятельные богачи и их прихлебатели составили партию недовольных, члены которой из-под руки возмущали против Казынбая других казахов. С этой целью про управителя стали распространять различные неблаговидные слухи: говорили, что он взимает в свою пользу излишние подати, что он намеревается закабалить куда-то в работу целую волость и другие вздорные выдумки. Простой и темный народ верил этим нелепостям и беспокоился за свою участь. 

Когда, во второй половине XIX века, две соседних с Казынбаевской волостью, волнуемые плутами, захотевшими воспользоваться свободной землей, откочевали в китайские пределы, то часть казахов Казынбаевской волости, под влиянием вымыслов, распространяемых про мнимые намерения Казынбая, отбывавшего в это время второй срок в должности управителя, также ушли в Китай. Это дало возможность крикунам открыто высказывать порицания и угрозы управителю. Дело дошло до того, что вся волость поддалась было влиянию крикунов и собралась в полном составе в Китай. 

Вот тут-то, и проявились и ум, и честность Казынбая, который в видах успокоения разгоревшихся страстей, немедленно объехал всю волость, переговорил с каждым, кто считает его заслуживающим укоризны. Он говорил: «Если волость уходит в Китай, то и я должен следовать за ней». Казахи знали, что Казынбай сдержит свое слово и так как никто не мог уличить его в недобросовестности, то из его слов и поступков убедились, что все распространяемое на этот счет гнусная клевета и от намерения откочевать в Китай отказались. 

Начальство вполне оценило подвиг Казынбая и по ходатайству его отнеслось снисходительно даже к его врагам и народным подстрекателям, а волость почтила Казынбая избранием на третий срок. Любя свое общество и свыкшись с должностью, Казынбай не в силах был отказаться от нее, хотя и чувствовал, что служба его не кончится благополучно. 

И действительно, бессовестная клевета сделала свое дело. Из уезда выбыли власти, лично знавшие Казынбая и его несравненные качества. Таким образом, с этой стороны он лишился поддержки, так как новые люди видели в нем только обыкновенного управителя, приобретшего должность, вероятно, при помощи интриг. Этим обстоятельством воспользовались сильные враги Казынбая, из коих один пробрался даже в кандидаты по управители, и вот на несчастного Казынбая полетели смелые доносы за подписью кандидата и других почетных негодяев. В результате Казынбай был предан суду за превышение власти, так как было доказано, что он распорядился о наложении кандалов на пойманных конокрадов, которые врагами Казынбая были выданы на следствии по этому обвинению за честнейших людей. А так как по закону волостным управителям не предоставлено право заковывать в кандалы преступников, то суд приговорил Казынбая к тяжелому наказанию, сопряженному с высылкой из места родины. Многие плакали, узнав приговор о Казынбае, но сам он, будучи уже 60-летним старцем, отнесся к своей судьбе с истинно философским спокойствием. На прощанье он дал несколько мудрых советов своим сыновьям, а жену освободил от следования в ссылку; но верная подруга отказалась от предоставленной ей свободы и изъявила желание идти с ним в чужой край умирать. 

Однако Казынбаю в ссылку идти не пришлось. В виду важности его заслуг в должности волостного управителя, судебный приговор о нем был представлен на суд русского императора, а чрез три месяца ему было объявлено прощение его вины.