Среди собранного эпиграфического материала были надписи на сирийском, согдийском, уйгурском, арабском и китайском языках, а также надписи уйгурским шрифтом и санскритским письмом, причем язык этих надписей в те года так и не поддался точному определению. Однако часть этих надписей все же была обследована и прочитана, и частично уже нашла отражение в печати.

Относительно большую группу в серии этих находок составляют надписи согдийско-уйгурской вязью на местных, тюркских языках, которые обычно именовались уйгурскими надписями. Так, одна надпись в две с половиной строчки на шиферной пластинке была найдена при раскопках Тараза, там же была найдена малая надпись вместе с изображением человека. Уйгурским шрифтом была исполнена надпись на каракитайской черепице, найденная на городище древнего города Баласагун.

Различные надписи были найдены в развалинах города Сарыга и его окрестностях. Среди них имеются надписи сирийские, согдийские и большая группа уйгурских. К уйгурским надписям принадлежат, кроме нескольких малых фрагментов и надписей на венчиках небольших сосудов (к тому моменту еще точно не было установлено согдийские они или тюркские), три целых надписи на больших сосудах-хумах. Две из них были найдены на двух больших хумах в южной окраине древнего города Сарыга, третья тоже на венчике хума в древнем городище у селения Покровки, Кантского района, километрах в 10 к западу от Сарыга. Одна из них была найдена на городище древнего Сарыга экспедицией Бернштама, другая подобрана профессором М.Е. Массоном и долгое время хранилась в археологическом кабинете Среднеазиатского Государственного университета в Ташкенте.

Указанные надписи на хумах были найдены во время строительства Большого Чуйского канала весной 1941 года и были сохранены научными сотрудниками экспедиции археологического надзора на строительстве.

Два хума, найденные в Сарыге, были обнаружены вкопанными в землю. В одном из хумов оказались зерна проса. Хумы были совершенно одинаковой выделки, из глины высокого качества, прекрасного обжига. По археологическим данным они датируются IХ-ХІ вв. Один из хумов, надпись которого составляет сюжет настоящей статьи, имеет высоту 1,04 м, шаровидный в верхней части и идет на конус в нижней. Диаметр горловины 47 см, тулова 80 см и дна хума 27,5 см. Венчик хума резко отогнут наружу, и образует широкую полосу (6,5 см), удобную для нанесения надписи. На одном венчике хума надпись из пяти слов, занимающая примерно одну треть окружности венчика. Надпись заключена между двумя орнаментальными клеймами в виде прямоугольника, рассеченного на два параллельных ряда квадратиков по 4 квадратика в каждом ряду. Посредине надписи круглый оттиск штампа в виде восьмилепестковой розетки, разделяющей надпись на две части.

В первой части надписи три, во второй два слова. Надпись четко врезана тонким резцом умелой и грамотной рукой. Буквы написаны в подавляющем количестве ясно и плавно соединены друг с другом, свидетельствуя о привычном для резчика курсиве. Надпись сделана до обжига сосуда, по сырому, хотя и слегка подсохнувшему сосуду. Небольшие выщерблины, последовавшие после изготовления сосуда, не мешают чтению и легко отличимы от рисунка букв (рис. 1 и 2). Надпись мы читаем следующим образом:

т.е. «Čuj süčig suyur. Batmon ꭗu»

Первое слово, благодаря абсолютной ясности написания, не может быть прочтено иначе, как «Чуй», т.е. название местности - долины и реки «Чу». В китайских источниках, например у Сюань-Цзана, Чуйская долина называлась Су, что являлось транскрипцией двуязычного скрещенного названия долины Суяб. В имени «Суяб» скрещение тюркского слова «су» вода, и иранского (согдийского) слова «яб». Подробное объяснение происхождения этого названия, построенного на соединении тюркской и согдийской части реки, можно найти в труде Бернштама «Археологический очерк Северной Киргизии». Отметим, что иранские слова сохранились и поныне в наименованиях урочищ Киргизстана, например в таких топонимических названиях как «Чалдывар», где вторая часть слова «вар» - староиранский авестийский «var» или, например, в названии ущелья Ова (верховья Таласа, откуда течет правый приток Таласа, р. Кенкол). На это, к слову, обратил внимание участник экспедиции Бернштама А.М. Беленицкий.

С другой стороны, имя «Чуе» носили и одни из тюркских племен, входящих в «десятистрельную» конфедерацию племен дулу и нушеби. Среди них были племена (в транскрипции китайских хронистов эпохи Суй и Тан) в форме Чуюе, Чуми, Чубань (Тан-шу, глава 140б). Несомненно, что все эти этнонимы связаны с топонимикой, а как следует из тех же китайских источников, все эти племена жили в непосредственной близости от Чуйской долины. Все это позволяет нам первый термин читать «Čui» как этногеографический термин, связанный с Чуйской долиной.

Термин süčig известен по уйгурским юридическим документам в значении «сладкое вино» и приведен С. Маловым (в форме сӱчӱк) в его словаре к известным переводам В. Радлова «Уйгурских языковых памятников» (W. Radloff, «Uigu ische Sprachdenkmäler»).

Рис. 1. Хум ІХ-ХI вв. из Сарыга. Уйгурская надпись на венчике.

Из чагатайского языка известно и слово «suyur», в значении «ведра», «вместилища для жидкостей» (В. Радлов, «Опыт словаря тюркских наречий»).

Приведенный в надписи термин «batmon» мы переводим в значении меры тяжести, как известно весьма варьирующей в разное время и в разных территориях. Однако мера батмана в 4-5 пудов вполне соответствует объему этого сосуда. Характерен здесь иранизированный характер этого слова.

С разными толкованиями связано последнее слово из двух букв, в котором мы остановились на чтении «ꭗu». Дело в том, что буква «ꭗ» может читаться как «s», т.е. «su» и как «š» (диакритические точки, как правило, часто отсутствуют), что дает слово «šu» - в обоих случаях слово «вода». Однако чтение последнего слова как «su», «šu» - «вода» несколько спорно.

Рис. 2. Хум IX-XI вв. из Сарыга. Уйгурская надпись и профиль хума.

Для времени ІХ-ХI вв., к которому относятся эти надписи, более употребительна форма «sub» (форма, представленная орхонскими текстами) или «suv» (как сказано в работе C. Brockelmann. «Mitteltürkischer Wortschatz»).

По мнению Бернштама, уже была известна в западных районах тюркского каганата (Семиречье) и форма «su». Укажем, что в имени «Суяб» уже наличествует форма «су» - «вода». Если есть возражения, что быть может китайская транскрипция не надежная опора, то можно указать, что у авторов ІХ века (Ибн Хордадбех, Кудама) такая же транскрипция топонимического имени «Суяб». Вряд ли можно полагать, что переписчик рукописи XIV в., в которой дошел до нас труд Ибн Хордадбеха, мог исправить написание имени «Суяб» в соответствии с произношением его времени. Для этого нужно признать, что переписчик был сведущ в тюркской лексике и сам этимологизировал название, что весьма трудно допустить, да и рукопись Ибн Хордадбеха, вероятно, возникла раньше XIV в., как это предполагали и М. Barbier de Meynard и De Goeje.

Исходя из сказанного, возможно допустить и для этого времени чтение «su», хотя словарь Махмуда Кашгари, как мы указали выше, дает форму «suv».

Менее спорна форма «šu», хотя и более редка.

Бернштам предпочел взять совершенно иную конъектуру, подсказанную С. Маловым, как транскрипцию китайской меры веса «ху». Действительно китайское ху, равное 10 доу (доу - один гарнец), составляет 4,5-5 пудов, т.е. целиком и полностью соответствует батману, показанному в надписи, и в свою очередь соответствующему объему хума. Учитывая широкое распространение китайцев среди местного населения, особенно в качестве земледельцев и торговцев, такая двуязычность в надписи на сосуде вполне закономерна. Исходя из этих соображений, Бернштам и переводит надпись следующим образом:

«[Для] Чуйского сладкого вина сосуд. [Вместимость] батман [или] ху [веса]». Судя по рукописной копии надписи на венчике хума, хранящегося в Кабинете археологии Среднеазиатского Государственного университета, текст ее идентичен вышеразобранной. Характерно, что ширина плоскости венчика, на которой нанесена надпись, также 6 см, восстанавливаемый диаметр горловины - 47 см. Очевидно, хум такого же объема, как и тот, на котором и прочитана надпись. Надпись нанесена на венчик сверх орнаментального прямоугольного клейма и в свою очередь передавлена в одном месте круглым клеймом. В характере курсива особых отклонений не наблюдается. Ташкентский фрагмент был найден проф. М.Е. Массоном также на городище древнего Сарыга. Таким образом, можно полагать, что разобранная надпись из пяти слов была принята как своеобразный метрический трафарет на сосудах-хранилищах.

Тайыр Қасымұлы