Типичная казахская лошадь характеризовалась следующими наружными признаками. Рост с незначительными колебаниями вверх или вниз нормы - 1,5 метра, небольшая сухая голова с прямо стоящими ушами, выразительные большие глаза, широкие ноздри и носовая полость, шея не была длинной, но была мускулиста (за исключением рано кастрированных жеребцов). Шея легко и красиво соединялась с головой, грудь бочкообразна, спина прямая или несколько выгнутая, поясница короткая и широкая, крестец (круп) широкий, несколько спадающий или опущенный к ходу, ноги жилистые с толстыми суставами и крепкими копытами. Это последнее качество было очень важно для тебеневки и, отчасти поэтому же казахские лошади не знали ковки. Внутренние качества казахской лошади были широко известны: необыкновенная выносливость в гоньбе, неприхотливость к корму, способность использовать самый неудобоваримый сухой ковыль и камыш (в то время как лошади из Тарского и Тюкалинского округов, попавшие в степь в засушливые годы, падали от истощения на подножном корму, состоящем из сухого ковыля), способность добывать подножный корм зимой, живой темперамент, стойкость в перенесении непогод. Среди казахских лошадей не редкостью также были замечательные рысаки, скакуны (бегунцы) и иноходцы. 

Таким образом, в казахской лошади с ее физическим складом и темпераментом мы имели очень ценную породу. Однако, во второй половине XIX века эта порода, под влиянием некоторых не вполне точно установленных неблагоприятных факторов, начала хиреть и мельчать. Как на причины этого указывали на недостаточное питание, нерациональный уход, особенно за молодыми животными, преждевременную случку и притом без всякого подбора, отсутствие примеси крови извне, вывод лучших экземпляров из степи (продажа) и т.д. Все это, без сомнения, условия, вредно влиявшие на организацию и характер животных. Но дело в том, что относительно всего этого не так худо обстояли дела в степи у ее аборигенов - казахов, истинных скотоводов, у которых, например, по уходу за молодняком (жеребят, телят и ягнят и т.п.) следовало бы многим русским скотоводам поучиться. Во-вторых, приемы скоторазведения, а в частности коневодства, по всей степи были одинаковы, ухудшения же породы прогрессивно и быстро шло только по северной окраине степи, а чем глубже в степь, тем больше и больше встречались типичные представители чистой казахской породы. 

Это последней явление, казалось, и давало уже некоторое указание на основную причину вырождения лошадей казахской породы в конце XIX века. Причина эта, без сомнения, скрещивание их с лошадьми простой русской породы, которая имелась у соседей, крестьян Тобольской губернии, особенно в Ишимском и Тюкалинском округах. Порода эта была слабосильная, некрасиво сложенная (несоразмерно большая, мясистая голова, ослиные уши, востробрюхость и т.п.). Худшие экземпляры такой породы, большей частью кобылицы, ежегодно сотнями, если не тысячами поступали в степь и вот по какому случаю. Известно, что казахские традиции рекомендовали брать жену, платя отцу невесты, своей будущей жены, калым или выкуп. Единицей ценности была принята лошадь, преимущественно кобыла. Средний калым равнялся 47 кобылам, но бывало много более или несколько менее, смотря по зажиточности участвующих в договоре лиц, но обычная цифра 7 всегда фигурировала в конце выторговываемой суммы. Обычай этот, чувствительный для кармана бедняков, обязательно всеми соблюдался, но, чтобы несколько облегчить тяжесть его, для калыма обычно собирали всевозможные клячи у крестьян Тобольской губернии ценой за 5-7-10 рублей за голову. Получивший таких кобыл составлял из них, под главенством своего местного жеребца, косяк и ждал приплода, надеясь, главным образом, на силу наследственности своего казахского жеребца, на передачу им потомству своих качеств. Но результат заставлял разочаровываться. Мастек (так казахи называли крестьянскую лошадь) также не оставался без влияния. Он передавал в наследство свою неуклюжую голову, свой темперамент и другие недостатки (замечено, что со стороны матери, главным образом, передавалась в наследство голова и вообще передняя часть). Таким путем степь постепенно более и более наводнялась этими нежелательными помесями. Каждый казах, взглянув только на голову известной лошади, всегда точно определял мастек ли это, помесь мастека с казахской лошадью, или своя родная, степная лошадь. 

Не говоря уже о природных мастеках, даже и удачные помеси их ценятся киргизами далеко ниже средней чистой киргизской лошади; при уплате, например, калыма неважная, но чистая киргизская лошадь идет за 2-3-4 и более голов мастеков и помесей. Мастеки и помеси их с киргизскими лошадьми обыкновенно гибнут первыми во время разных степных невзгод - гололедиц и буранов. Неразумность и вред вышеобъясненных скрещиваний многие киргизы в настоящее время уже отлично сознают, но дешевизна, особенно во время неурожаев, крестьянских лошадей, при заметном обеднении ближайшего киргизского населения, служит для последнего соблазном прибегать к этому способу разведения лошадей, тем более, что для киргиз лошадь важна не только как рабочая сила, но она нужна ему для молока (кумыс) и мяса, а этим требованием может удовлетворять и всякий «мастек». Кроме того, опытными казахами крестьянская лошадь и помесь ее с казахской узнавались даже по зубам, так как резцы у них имели будто бы более горизонтальное направление, чем у казахских лошадей. 

Это и считалось главной причиной вырождения казахских лошадей, по крайней мере, в северной окраине степи. Само собой разумеется, что при выясненных условиях трудно было что-либо придумать для устранения здесь этого печального явления. Более или менее в чистоте, не уклонившись от своего нормального типа, казахская лошадь сохранилась в глуби степи, вдали от русских населенных пунктов. Но и там, по отзывам самих казахов и русских торговцев лошадьми казахской породы, хотя она не теряли типичности, но заметно мельчала. Скотозаводчики того времени называл причину, среди прочего, в изменениях естественных условий – климатических и почвенных – в том числе высыхание озер, выветривание степей и т.п. Кроме того, для сохранения казахской породы скотозаводчики считали вполне своевременным вмешательство скотоводского искусства и что бразды правления в этом деле должна взять на себя местная администрация. Скупки при помощи специалистов, с применением измерений лучших казахских жеребцов, составление из них в различных местностях степи случных пунктов не только действовало бы сохранению, но и улучшению породы (в смысле увеличение роста). Разведение же породы «в себе», пока имеются еще на лицо не утратившие своих достоинств экземпляры, как признано всеми выдающимися скотозаводчиками, практиками и учеными, самый целесообразный, надежный, простой и дешевый способ сохранения, улучшения и закрепления породы.