Из Верного в Караколь в 1874 году
10.03.2022 3858

Портал Qazaqstan Tarihy, опираясь на путевые заметки русского путешественника Петра Галицкого, расскажет как выглядел путь из города Верный в Караколь в 1874 году.


Дорога от города Верный до Узун-Агашского пикета шла на запад, по нагорью снегового хребта Алатау, из многих ущелий которого, по каменистым руслам, текли и пересекали дорогу быстрые потоки и речки. Потоки эти служили для орошения нив посредством арыков. На Алматинской долине встречалось много курганов или насыпей в виде больших и малых холмов. Вероятно, это были могилы или памятники древних обитателей этой местности, потому что более поздние могилы местных жителей сооружались из сырцового кирпича и были весьма разнообразных форм, а некоторые и вовсе строились с зубчатыми стенами и башнями по углам.

Петр Галицкий писал, что ночлег он устроил на третьей станции Кастек дабы рано утром перевалить Кастекским ущельем Алатау, выехать прямо на Карабулакский пикет и тем сократить путь на 200 с лишним верст, а главное, избежать опасной переправы через бурную реку Чу, около города Токмак, где к тому времена еще не было моста. Ему даже рассказывали, что за несколько дней до его поездки областной доктор переправился через эту реку на арбе, а ехавший за ним в тележке ямщик был опрокинут сильным теченьем воды, но был спасен. Поэтому Галицкий считал, что как ни тяжело было для непривычного к верховой езде проехать 50 верст по горам и по долам, десятки раз подыматься и спускаться по крутизне, но все же это лучше, чем переправляться с опасностью для жизни через бурную реку Чу.

Рано утром 2 августа Петр Галицкий выехал, 12 часов провел в седле, и только в 8 часов вечера, разбитый и утомленный, приехал на Карабулакский пикет.

Кастекское ущелье поражает путешественника дикостью и грандиозностью видов. Оно все состояло из скал и камней, громоздящихся один над другим, и вот между ними путешественнику и приходилось карабкаться, незаметно подымаясь ущельем в гору то зигзагами, то винтообразно. Растительность здесь была очень бедна, деревьев вовсе не было. По ущелью шумно пролагала себе путь речка Кастек.

По утесам водилось множество горных рябчиков, которые бегали по камням с удивительной быстротой и летали только в крайнем случае. Встречалось также много диких голубей. Проводник Галицкого рассказывал, что весной здесь можно было встретить множество сурков и дикобразов, но ему не довелось увидеть их.

Дорога между Карабулакским и Джил-Арыкским пикетами пролегала по волнообразной поверхности и вообще была довольно ровна и удобна для езды в повозке. Версты за три до пикета снова начинались горы, служившие преддверием Буаменого ущелья, по которому и поднимались на возвышенное плато, где раскинулось озеро Иссык-Куль. Недалеко от пикета находился замечательный мост через реку Чу, перекинутый между двумя скалами, выдавшимися в реку, в дикой местности, при неумолкаемом реве реки Чу. Мост этот был очень красив и прочен: (в длину 12 сажен, на высоте от поверхности воды около 6 саж.).

Путь по Буаменову ущелью к пикету Кок-Майнак был очень опасен. Тотчас за Джыл-Арыком Галицкий со спутником въехали в ущелье, по которому шумела бурная Чу, и до 8 часов вечера то поднимались, то опускались. Сначала ехали по левому берегу реки, а потом перебрались, через мост на правый. В этом переезде было 24 версты, но они равнялись всем 50, потому что весь путь состоял из спусков и подъемов. В большинстве случаев лошади лепились по карнизам гор, где уже не было никакой возможности разъехаться с другим экипажем. Перил на карнизах не было, а тройка едва могла пройти по обрыву. С одной стороны, были отвесные скалы с нависшими камнями-великанами, а внизу, на страшной глубине, а едва слышно шумела река Чу: «Невольно как-то замирает дух как взглянешь вниз, и по чувству самосохранения невольно выскакиваешь из повозки, не обращая внимания на убеждения ямщика, что лошади скромны и надежны». Горы здесь были разнообразных цветов: красные, желтый, зеленые, коричневый и черные. Растительность была весьма бедна, а деревьев почти не было.

Ямщик показывал Галицкому небольшой кустарник, с которого якобы собирали фисташки, но добраться до него по скалам было трудно. В некоторых местах близ дороги виднелись большие залежи красной и белой глины и из них природа выстроила длинные здания в виде казарм: «стоит только проделать в них окна и двери». Темнота ночи застигла путников уже выехавшими из ущелья, а потому остальной путь проходил медленно, но благополучно. Утомленный и разбитый ездой по каменистой дороге, Галицкий с удовольствием напился чая и лег спать, чтобы рано утром пуститься в такую же горную местность, на следующий пикет Куте-Мулды.

Дорога туда по-прежнему шла ущельем с крутыми подъемами и спусками. Но на это пути уже были карнизы, но уже не столь высокие и опасные. Чу здесь уже не так бурлила и походила на обычную небольшую речку. Издали на высоте гор путники видели обоз на быках, карабкавшийся по карнизам и ждали, пока он спустится, что продолжалось более часа. Если два экипажа неожиданно встречались на карнизе, то один снимали с передков и спускали обратно до того места, где можно было разъехаться. В этой местности Галицкий встретил новый для себя вид колючего растения с желтыми ягодами; другой вид того же растения, то же колючее, стелился по земле и служил любимым местопребыванием фазанов.

На 16-й версте путники выбрались из ущелья и очутились на возвышенном плато в 5 300 ф. над уровнем моря, где и раскинулось широко озеро Иссык-Куль. Проехав благополучно столько опасных мест гористой дороги и, узнав, что путь до города Караколь идет по совершенно ровной местности, Галицкий уже считал себя совершенно счастливым, как непредвиденный случай задержал его на несколько часов и мог окончиться весьма серьезными для него последствиями.

На Куте-Мулдынском пикете Галицкому запрягли тройку лошадей в прочную повозку. Почтoсодержатель изъявил желание проводить его за 4 версты, т.е. до места первой рыбалки на озере. Здесь он осмотрел сети с крупными ячеями, которыми добывали сазанов и маринку, хотел было полакомиться ухой, но свежей рыбы не оказалось, а потому немедля пустился в путь. На 8-й версте из-под ног пристяжной лошади выскочил заяц, испугал ее, она шарахнулась в сторону. Этим она увлекла других лошадей, и вся тройка во весь мах помчалась по кочковатому чию. Ямщик и казак слетели с козел, Галицкого как мячик перебрасывало в повозке и оставалось ждать сильного ушиба или увечья, но вдруг лошади остановились как вкопанные. Что произошло? Передние колеса разлетелись вдребезги, остались одни ступки, что и заставило остановиться лошадей. Часа 2 пришлось дожидаться новых передков и тем временем поохотиться на фазанов, которые по берегу озера водились во множестве. Галицкий встретил два выводка, но молодые были еще малы, а старых самцов при них не было.

Дорога до города Караколь идет большей частью около озера Иссык-Куля, то приближаясь, то отдаляясь от него. Хребты же горы Алатау и Александровского постепенно сближались. Они окаймляли озеро на севере и юге, что придавало ему живописный вид. Берега озера во многих местах были покрыты кустарником черганак и облепихой. Раньше здесь водились во множестве кабаны и тигры, но с проложением почтового тракта и при заселении края, животные эти удалились в горы. Галицкому рассказывал один из почтосодержателей, поселившийся здесь в 1869 году, что кабаны осаждали его в только что строившемся пикете, и он по целому дню сидел в блокаде. Охота за этими животными была прибыльна, но небезопасна. Случалось убивать кабана весом в 15 пудов.

К 1874 году по берегу озера, кроме пикетов или станций для перемены лошадей, на расстоянии почти 200 верст выстроились два больших селения, Сазановское и Преображенское. В первом уже была готова каменная церковь, но не было еще священника, а в последнем было более 100 домов. Строения здесь большей частью были из сырцового кирпича, выбеленные и с тесовыми крышами, что придавало селениям красивый вид. Крестьяне, переселившиеся сюда из разных губерний России и Сибири, были довольны своим положением и занимались преимущественно хлебопашеством. Нетронутая почва и орошение посредством арыков, с избытком вознаграждали труды земледельцев. Некоторые из крестьян и почтосодержателей занимались рыбной ловлей на озере, завели невода и сети, но эта промышленность, как новая, не приносила значительных выгод, или по неуменью взяться за дело, или по недостатку мест для сбыта рыбы. Конечно, город Верный и близлежащие станицы с населением более 20 тысяч жителей могли быть потребителями промысловой рыбы, если была бы возможность доставлять туда рыбу в свежем виде, но хребет Алатау, со своими снежными вершинами, крутизной в ущельях и пропастями, служило непреодолимым препятствием к этому. Галицкому рассказывали, что от озера до города Верный прямым путем было около 80 верст с несколькими горными проходами, по которым можно было проехать верхом в 1,5 суток до города. Но этот путь был сопряжен с опасностями и был доступен не всегда, а зимой и вовсе был невозможен. Путник слышал, что бал еще один горный проход для пеших, по которому раньше казахи отправлялись за Алатау на баранту. По этому проходу джигит рано утром с уздой и нагайкой отправлялся на промысел. Перелезая скалы и перепрыгивая горные потоки с опасностью жизни, он к вечеру достигал другой стороны хребта, выбирал лучшего скакуна, отгонял при этом еще несколько лошадей и гнал их ночью верст 30 до известного, более удобного ущелья, по которому уже легко перебирался на свою сторону с добычей. Галицкому много водяной птицы на озере увидеть не довелось, кроме лишь нескольких гагар, гусей и уток. Вероятно, это зависело от времени года. Зимой озеро не замерзало, что показывает и самое его название. По словам местных жителей, на озере водилось множество гусей, лебедей и уток разных пород. Из других птиц встречались черные аисты, цапли, кулики, кроншнепы, перепелки, чибисы, стада дроф и бесчисленное множество горных куропаток, или рябчиков. Отдел пернатых хищников был весьма разнообразен. Галицкий встречал белоголового орла, белохвостика, бородача, ястреба разных величин и пород, среди которых был весьма красивый, величиной с голубя, белого цвета с хохлом на голове, в виде сокола.

Близ села Сазановского озеро суживалось, а хребты гор сближались. Село же Преображенское было расположено в окончательно вдавшемся заливе озера. Дрова и строевой лес крестьяне брали из горных ущелий. Лес был преимущественно еловый. Из ущелий же жители собирали разные ягоды: малину, черную смородину, а облепихи было такое множество, что можно было набрать тысячи ведер. Но крестьяне говорили, что местная облепиха была плоха и не годилась даже для наливки, потому что от нее сильно отдавало деревянным маслом. В ущельях рос известный здесь так называемый Иссык-Кульский корешок, отличавшийся своей ядовитостью. Впрочем, Галицкий своими глазами не видел этого растения, но оно, как ему рассказывали, походило листьями на дикую морковь и имело продолговатый корень белого цвета. Растение это было настолько ядовито, что животные никогда не подходили к той местности, где оно росло, а человеку было достаточно понюхать его, чтобы получить сильную головную боль. Говорят, один казак, желая привести домой корень этого растения, выкопал его, положил в фуражку между подкладкой и вскоре начал страдать сильной головной болью, до тех пор, пока не выбросил корешок.

Из Преображенского дорога поворачивала вправо, к Александровскому хребту, у подножья которого и приютился, при горной речке Каракояке, небольшой город Каракол, основанный в 1869 году. Домики большей частью были из сырцового кирпича, прямые, правильно распланированные улицы, площадь, на которой строилась каменная из жженого кирпича церковь вместимостью около 200 человек.

На площади было много небольших лавочек, в которых преимущественно сарты торговали разными азиатскими товарами. Была одна русская лавка, в которой можно было купить все необходимое. Был и оптовый склад, и ренсковый погреб. На углу площади строилось оригинальное каменное здание для кассы или казначейства. В нем не только казенные деньги хранились за железными решетками и железными ставнями в окнах, но и чиновники сидели и заниматься также за железными решетками и железными ставнями. Кладовая и внутри не имела никакого сообщения с комнатами, в нее входили через отдельную железную дверь снаружи.

Население Караколя большей частью было военное. В нем помещались 1-й Туркестанский линейный батальон в полном составе, гарнизон и горная батарея. Служившие в этих учреждениях оживляли своим присутствием жизнь такого отдаленного уголка. Несмотря на недавний статус города Караколя, в нем уже были очень хорошенькие домики, прекрасно и хозяйственно расположенные, как например, дом батальонного командира, уездного судьи, начальника батареи и т.д. Здесь разводили сады с цветниками, устраивалось летнее помещение для клуба, общественный сад и уже была ассигнована порядочная сумма на постройку каменного дома для училища. При таких быстрых успехах была надежда, что лет через 10 Караколь станет хорошеньким уездным городом, а по своему прекрасному и здоровому климату и дешевизне содержания привлечет к себе большое число жителей. Летом сильной жары здесь не было, а зима была умеренной и короткой. Морозы достигали не более 10°; на санях почти не ездили. Изначально здесь был недостаток в огородных овощах, но при правильном уходе появился избыток разных овощей, только арбузы не дозревали и не достигали такой величины, как в Верном. В плодах также не было недостатка, но они были неместными: яблоки и виноград привозили из Кульджи. Хлеб был недорог, мука, как пшеничная, так и ржаная, стоила по 35 к. четверть, четверть овса - 1 р. 50 к., дрова - 2 р. сажень, свечи - 6 р. пуд. Дорогими были только квартиры и привозные товары, первые оттого что город еще не отстроился, а последние от недостатка конкурентов.

В 15 верстах от Каракола, по дороге к Музарту, были замечательные Аксуйские горячие минеральные воды. Дорога, пройдя небольшую деревеньку Аксуйскую и деревянный мост через Аксу, поворачивала вправо и, лепясь по карнизу правого берега реки, доводила до минеральных ключей, находившихся в дикой и живописной местности. Левый берег реки, почти отвесный и скалистый, покрывался густыми елями. Правый, более пологий, был усеян громадными глыбами гранитных скал. Некоторые из них скатились и заслоняли течение воды, что заставляло горный поток бешено реветь. Первый горячий ключ вытекал из подножья огромной гранитной скалы. Он был осенен урюковыми деревьями. Вода в нем была прозрачна как кристалл, серного запаха не имела, теплота достигала до 30°. Бассейн ключа имел глубину более аршина. Галицкий писал: «Я не раз погружал в него то одну, то другую ногу, потому что вода казалась горяча, но спустившись всем телом, я почувствовал приятную, нежную теплоту, с которой не хотелось бы расставаться. Купаясь на Аросанских минеральных водах около города Копал Семиреченской области, ощущаешь неприятный запах серы, который действует на организм расслабляющим образом; здесь же этого не замечается и, мне кажется, можно просидеть в бассейне не один час, не чувствуя никакого неприятного ощущения, кроме нежащей приятной теплоты». На другой стороне реки было еще два ключа с такой же горячей водой. Один из них бил из отвесной, нависшей гранитной скалы в виде теплого дождя, под который становились или ложились купающиеся. Впрочем, Галицкому не удалось испытать удовольствия второго купанья, потому что моста через реку не было: через нее переправлялись по упавшему через поток дереву. Это было весьма опасно, так как нужно было перебираться на коленях, хватаясь за сучья дерева и имея притом в перспективе, что при малейшей оплошности можно быть бесследно унесенным бурным потоком, бешено скачущим по камням. В верховьях Аксу, говорили, был еще один ключ, в котором вода была гораздо горячее. Аксуйские минеральные воды, по мнению докторов того времени, содержали в себе много железа и щелочей и были весьма полезны для лечения ревматических и накожных болезней.

Другая замечательность Каракола, это озеро Иссык-Куль, находившееся от него в 12 верстах. Озеро Иссык-Куль раскинулось между двумя снеговыми хребтами. В длину оно имело около 200 верст, а в ширину около 80 верст. Вода его была солона, но у берегов, от впадения множества горных речек, солоноватость была умеренной. Этих речек насчитывали около 80. В нем в большом изобилии водились рыбы, сазаны достигали до 25 ф. веса. Рыба была очень вкусна и жирна. Русские ловили ее сетями и неводами, а казахи ловили ее в то время, когда она шла в устья речек для метания икры. У местных жителей было предание, что в отдаленном месте, где стояло озеро, раньше были два города, которые во время землетрясения провалились и были залиты водой, что и доказывалось разными вещами, находимыми на дне озера.

При всей живописной красоте, Галицкий считал озеро пустынным, так как в воде же при 12 часовом плавании он не встретил ни одного живого существа. Вода, в отдалении от берегов на версту, имел солоноватый вкус, отчего употреблять ее можно было лишь в крайнем случае. Прозрачность ее оказалась такой, что ясно рассмотреть предметы можно было на глубине не более сажени. Во время плавания на расстояние полуверсты от берега водолазы вытаскивали обломки карчаг, квадратные и продолговатые кирпичи, подержанные жернова, черепа людей и кувшин с отбитыми ручкой и носком. Местные жители рассказывали, что здесь находили даже медные и бронзовые вещи. Аргонавты, плававшие здесь в 1873 году, рассказывали, что они видели следы целых построек. Глубина озера в точности не была определена, в некоторых местах бросали лот на 300 сажен и не могли достать дна. Берега озера большей частью были песчаными, а в некоторых местах каменисты, так что саженях в 200 от берега путники с трудом пробирались между подводными камнями. Южные берега озера были усеяны кочевьями казахов, а по северным селились русские и был проложен почтовый тракт. Вообще это озеро по своей величине, по скрывающимся на дне его археологическим древностям и по множеству рыбы, заслуживало подробного и ученого исследования.

Путь от Верного до Каракола был сопряжен с дорожными опасностями, но не представлял тех неудобств, какие можно было бы назвать непреодолимыми. Все пикеты были сделаны из сырцового кирпича, с крышами, вымазанными глиной с рубленой соломой и выбелены. Они состояли из двух отделений, разделенных сенями. В одном помещалась кухня и ямщики, а другое было разделено на две комнаты, одна для почтосодержателя, а другая для проезжающих. Комнаты содержались опрятно, в некоторых стены обклеивались обоями, а вечером даже подавались стеариновые свечи. Большая часть почтосодержателей уже обзавелась полным хозяйством, так что проезжающий за недорогую цену мог достать крынку хорошего молока, курицу, утку и прочее.