Город Петропавловск, уездный центр Акмолинской области, включал в себя небольшой рабочий поселок, железнодорожную станцию и расположенную в Подгорном районе крупную казачью станицу. Сюда после демобилизации с полей Первой мировой войны в начале весны 1918 года прибыла значительная часть военнослужащих 1-го им. Ермака Тимофеевича полка Сибирского казачьего войска. Здесь же, в Петропавловске, поселился и комбриг того же казачьего воинства полковник Иванов-Ринов. Последний в первое время возглавлял подпольную организацию города, но потом был переведен в Омск руководить нелегалами, а в Петропавловске его замещал вызванный из Кокчетава Вячеслав Волков
Материал написан на основе данных, приведенных в книге О. Помозова «Дни освобожденной Сибири»
Ни одного высшего учебного заведения в Петропавловске на тот момент не было, но было казачье училище и около десятка начальных школ. Так как никакой серьезной конкуренции захватившей власть в городе военной партии никто составить тогда не смог, войсковой старшина Волков, объявивший себя начальником Петропавловского военного района, распоряжался на территории уезда практически единовластно. Единственной альтернативой, способной противостоять местному казачьему атаману, стал уполномоченный Западно-Сибирского комиссариата ВСП правый эсер Михаил Чекушин, так же как и В.И. Волков, считавшийся одним из руководителей петропавловского антибольшевистского подпольного сопротивления. После 31 мая его усилий хватило на то, чтобы обеспечить представительство в возобновившей свою работу городской Думе депутатам от левых партий и профсоюзов. Вследствие этого он не избежал прямого конфликта с атаманом Волковым, авторитарные методы управления которого он пытался обжаловать, направив в еще советский Омск, в координационный центр антибольшевистского подпольного движения, подробный доклад о первых политических буднях новой власти в городе.
Эта докладная записка Чекушина была перехвачена и изучена военными особистами, которые поставили в разработку вскрывшиеся негативные для них поползновения молодого эсера, но не спешили с арестом. Нужно сказать, что за противостоянием комиссара Чекушина и подполковника Волкова внимательно наблюдали находившиеся в городе чехословацкие легионеры, причем не только их командный состав, но и многочисленные неформальные лидеры из числа рядового состава, выдвинувшиеся в связи с последними событиями. Достаточно существенным фактом при этом являлось то обстоятельство, что среди военнослужащих мятежного иностранного корпуса имелось значительное количество людей с хорошим образованием. Более того, многие из них находились под влиянием очень модной тогда социал-демократической идеологии. Они считали своими врагами большевиков, но вот к эсерам эти люди относились с большей симпатией, так что Чекушин и его сторонники временно находились под защитой чехословацких легионеров, и оттого Вячеслав Волков со своими подчиненными не рискнул тогда в открытую разобраться с уполномоченным Западно-Сибирского комиссариата.
Осторожность, проявленная в отношении Чекушина, не помешала Волкову взять под контроль всю гражданскую администрацию Петропавловска. Вместе с тем ему не составило труда подчинить власти военных местное самоуправление в отдаленных степных городах Кокчетав, Атбасар и Акмолинск. Туда с соответствующими распоряжениями на руках были направлены офицеры, под неусыпный контроль которых Волков определил председателей городских Дум. Таким образом, войсковой старшина Волков установил в освобожденных от большевиков районах политический режим с преобладающим влиянием военной власти.
Спустя некоторое время, усомнившись в том, что его донесение дошло до Омска, Чекушин решил сам съездить в столицу Степного края и лично доложить в центральный штаб о самоуправстве военных властей в Петропавловском уезде. Однако эсеровский комиссар до места назначения добраться так и не смог, бесследно исчезнув где-то по пути при невыясненных обстоятельствах. Начатое по распоряжению Западно-Сибирского комиссариата расследование долго топталось на одном месте, ожидая дальнейшего развития политической конъюнктуры, и закончилось безрезультатно, оставив недоказанными очевидные подозрения в том, что Чекушин был убит по распоряжению подполковника Волкова.
Безнаказанность, как известно, вдохновляет человека, преступившего закон, на новые «подвиги», что и произошло с петропавловским атаманом. С той поры и потянулся за Вячеславом Волковым и его ближайшими подручными целый шлейф убийств своих политических противников. В сентябре от рук этих головорезов пал известный сибирский писатель, эсер, министр Временного правительства автономной Сибири Александр Новоселов, а в декабре – член Всероссийского Учредительного собрания и тоже эсер Нил Фомин. В начале января 1920 года подчиненные еще одного неуправляемого атамана Семенова казнят без суда и следствия двух самых главных организаторов всесибирского антисоветского мятежа эсеров Павла Михайлова и Бориса Маркова. Большевики тоже не будут брезговать в дальнейшем подобного рода расправами по законам военного времени.
В боях на восточном фронте красные части, направленные из Омска к станции Татарской, сначала теснили наступавших чехословаков и даже отбили у них Каинск и Барабинск. Здесь ими был расстрелян захваченный в плен Михаил Иосифович Азеев-Меркушкин, являвшийся спецуполномоченным Западно-Сибирского комиссариата. Развивая успех, омичи под командованием Черепанова продвигались к Новониколаевску, туда же пробивался с юга и отряд красногвардейцев из Барнаула. Судьба мятежного города висела на волоске, но в этот момент капитан Гайда перебросил для его обороны части, освободившиеся в результате захвата Томска, и чехословаки вновь стали хозяевами положения. Так разбитые сначала под Новониколаевском, а потом и под Каинском, красные были вынуждены отступить на запад, к станции Татарской, и закрепиться там для длительной обороны.
Неожиданный и столь скорый захват чехо-белыми Петропавловска сказался на результатах противостояния двух вооруженных группировок. Через эту оказавшуюся в их руках станцию чехословакам удалось перебросить из Челябинска в район Марьяновки дополнительно один батальон 2-го полка под командованием капитана Крейчи, что обеспечило легионерам численное превосходство в живой силе, а также пополнило их арсеналы вооружением. Из близлежащих станиц в помощь к восставшим чехословакам стекались небольшие отряды сибирских казаков. Самым крупным и наиболее боеспособным среди них оказалось подразделение, прибывшее в Исиль-Куль из станицы Степной и находившееся под командованием двадцатидевятилетнего есаула Бориса Анненкова.
Бои под Марьяновкой возобновились 5 июня и продолжались два дня. Имея превосходство в тяжелом вооружении, большевики в первый день вели непрерывный артиллерийский огонь по позициям легионеров, но, не обладая практическими навыками, омские канониры не сумели причинить значительного ущерба живой силе противника. К тому же, они почти полностью израсходовали имевшийся у них боезапас. 6 июня в первой половине дня чехословаки перешли в контрнаступление, сначала они атаковали красные части прямо в лоб, потом пытались охватить их с флангов, но это был лишь отвлекающий маневр. В то время, пока шли бои на передовых позициях, часть легионеров, вместе с казаками Анненкова, предприняла скрытый и глубокий обход на одном из флангов и зашла в тыл к красным. Для последних этот маневр оказался полной неожиданностью: опасаясь оказаться в окружении, красноармейцы оставили свои позиции и начали беспорядочно отступать.
Сражение за Омск на западном направлении оказалось фактически проигранным. Красным пришлось отступить до самого Куломзино. Вечером 6 июня чехословацкие части оказались в непосредственной близости от города. Вслед за этим сгустились сумерки и наступила последняя ночь советской власти в столице Степного края.
Та ночь оказалась в Омске весьма беспокойной. В четыре часа утра в здании центрального железнодорожного вокзала собрались на экстренное совещание члены военно-революционного и военно-оперативного штабов. На повестке стоял только один вопрос: что делать дальше? Оставить город сразу или все-таки дать последний и решительный бой врагу? Мнения разделились, но после непродолжительных дебатов большевики остановились на первом варианте, полагая, что разумнее будет сохранить силы для дальнейшей борьбы и отступить. Но куда? Здесь тоже имелось два варианта. Можно было отойти по железной дороге до станции Татарской, соединиться там с частями восточного фронта и потом через Кулундинские степи двинуться на юг в направлении на Барнаул, или по северо-западной ветке отступить из Омска к Тюмени и Екатеринбургу. Последний маршрут председатель Западно-Сибирского исполкома Владимир Косарев несколькими днями ранее обговаривал по телеграфу с председателем ВЦИК Яковом Свердловым. Возможно, поэтому члены военно-оперативного штаба и решили остановить свой выбор именно на нем.
Во время того разговора с Москвой Косареву сообщили о том, что в районе Центральной Волги началось вооруженное восстание легионеров и что поэтому армии наркома военмора Троцкого не смогут быстро пробиться в Сибирь. Узнав об этом и понимая, что удержать Омск собственными силами не удастся, Косарев отдал распоряжение уже за несколько дней до 7 июня начать планомерную эвакуацию продовольствия, заготовленного по заданию ЦК партии для Европейской части России, по железной дороге в Тюмень. Ответственным за данные мероприятия были назначены А.Н. Дианов и Г.А. Усиевич. Поставленная перед ними задача усложнялась тем, что имевшихся в распоряжении городского исполкома вагонов не хватило бы для отправки на северо-запад всех заготовленных запасов зерна, масла и других продуктов питания, не говоря уже о нескольких эшелонах для экстренной эвакуации людей, оружия и боеприпасов. Размышляя над данной проблемой, комиссары решили использовать для отправки продовольствия еще и находившиеся на пристани Омска грузовые пароходы. Таковых нашлось около десяти штук, их без промедления и задействовали. В общем, с поставленной задачей Дианов и Усиевич справились успешно, однако немного перестарались.
После того, как совещание штабов утром 7 июня приняло решение о бегстве из города, и было отдано распоряжение о подготовке к отправке на Тюмень оставшихся на станции Омск железнодорожных составов, выяснилось, что движение по северо-западной ветке невозможно. Во-первых, стало известно, что ночью кем-то были повреждены железнодорожные пути: то ли взорваны, то ли разобраны. Во-вторых, со станции Люблино поступили известия о том, что она атакована крупным кавалерийским соединением, сопротивляться которому местные советские власти оказались не в силах. Лихой налет на станцию и ее захват совершили казаки Бориса Анненкова, направленные сюда распоряжением подпольного городского штаба.
Таким образом, путь по железной дороге на Тюмень для омских большевиков был отрезан, и теперь им предстояло найти другой вариант для того, чтобы покинуть город. Добраться до Тюмени можно было и по реке, но большая часть транспортных судов уже ушла, груженная продовольствием. На пристани оставалось лишь три-четыре пассажирских парохода и парочка маломерных суден, одно из которых таскало через Иртыш паром и было тихоходно, а другое использовалось в качестве прогулочного катера. Больше никаких других плавсредств в Омске не оказалось. Решили так – погрузить оружие, материальные ценности, а также часть людей на имевшийся в распоряжении водный транспорт, а остальным, желающим эвакуироваться направляться на север автомобильным или гужевым транспортом.
Куломзино красные на рассвете 7 июня оставили без боя, но железнодорожный мост через Иртыш красногвардейцы обложили динамитом и подготовили к взрыву. Взорвать один из пролетов моста им приказали в том случае, если чехи войдут в город. По якобы достигнутой тайной договоренности, большевики заверили легионеров в том, что сдадут Омск в обмен на то, что чехословаки войдут в город только тогда, когда последний пароход с эвакуируемыми отойдет от городской пристани. По приказу военно-оперативного штаба отряд интернационалистов под командованием венгра Кангелари отправился на пороховые склады для того, чтобы подготовить эти объекты к взрыву. Сам военный штаб, ввиду создавшейся угрозы быть отрезанным от путей эвакуации, перебрался в здание исполкома, в бывшую резиденцию Западно-Сибирского генерал-губернатора, ставшую после Февральской революции Домом республики.
Первыми на пароходе «Баян» выехали из города жены и дети большевистских руководителей, а также народный комиссар РСФСР Шлихтер с охраной. Перед отъездом он получил по чеку в местном отделении Госбанка 70 миллионов рублей. По всей видимости, это был транш, перечисленный правительством Ленина на закупку продовольствия в Сибири. Еще двести миллионов красные взяли в том же банке чуть позже. Сверх этого десять миллионов рублей они таким же способом прихватили из казначейства. Все это, а также некоторые другие банковские ценности, вместе с секретной документацией исполкома они перевезли на пароход «Андрей Первозванный», сюда же погрузились и сами ведущие советские деятели Омска с небольшим отрядом Красной гвардии. Остальные рабочие-ополченцы, а также гражданские приверженцы большевиков, которые успели вовремя прибыть на пристань, разместились на судах под названием «Русь» и «Комета», в некоторых источниках упоминается еще и пароход «Тобол». Отряду латышских стрелков отдали в распоряжение судно под названием «Арсений Плотников». Прощальные гудки красной флотилии смолкли во втором часу дня. Последними на прогулочном катере «Николай» отправились интернационалисты В.А. Кангелари, так и не сумевшие взорвать пороховые склады. Осуществить акцию возмездия им помешали рабочие завода Рандруппа. Железнодорожный мост через Иртыш также уцелел: здесь к антитеррористическим мероприятиям подключились железнодорожники и смогли отстояли свою «святыню».
В целом эвакуация прошла без происшествий, крупных вооруженных столкновений с силами местной подпольной организации не происходило. С ними омские большевики тоже сумели договориться и не встретили никакого сопротивления со стороны вооруженных боевиков. Лишь когда советская флотилия оказалась за пределами города, с левого берега по ней открыли огонь казачьи разъезды, однако они большого ущерба ни судам, ни пассажирам принести не смогли, так как не имели при себе ни скорострельного автоматического оружия, ни артиллерии. Видя бессмысленность преследования и получив несколько пулеметных очередей в ответ, казаки оставили красных в покое. Встречавшиеся по пути пароходы совдеповцы силой принуждали присоединяться к своей флотилии и следовать вместе с ними вниз по Иртышу. Всего большевики увели с собой около 20 судов, самую большую цифру в 23 парохода приводит омская «Сибирская речь» (№22 от 23 июня 1918 г.).
Еще несколько слов необходимо сказать о советских частях, сражавшихся на восточном направлении в районе станции Татарской. Им 7 июня был отдан приказ – прекратить сопротивление и выдвигаться на север в район города Тобольска на соединение с основными силами отступавших из Омска большевиков. Интернационалисты Кароя Лагети выполнили распоряжение и двинулись в указанном направлении. У них не было другого выхода: отступить к Омску они уже не успевали, а незаметно раствориться среди населения чужой страны им не удалось бы. В то же самое время другой полевой командир Черепанов отказался выполнять приказ и решил двигаться не на север, а на юг, сначала – к Славгороду, а потом – к еще советскому Барнаулу. Однако перед тем, как начать столь трудный и длительный поход по Кулундинским степям, он разрешил своим бойцам, тем, кто не горел большим желанием продолжать борьбу, разойтись по домам. В результате в отряде остались лишь те, кто еще верил в победу и готов был сражаться до конца. 8 июня ополченцы Черепанова прибыли в Славгород, там соединились с местными красногвардейцами и практически в тот же день на автомобилях и подводах через поселки Цветочный и Волчиху отбыли в направлении на Барнаул, но что-то не заладилось. По сообщению с фронта, 11 июня в районе Татарской был взят в плен командующий Черепанов и еще 200 человек красноармейцев, 4 орудия и броневик.
Сразу же после отбытия из города совдеповского каравана на улицах Омска начали появляться вооруженные люди с белыми и красными повязками на рукавах. То были члены антибольшевистских подпольных организаций, соответственно – офицерских и эсеровских, изъявивших желание уже с первых минут зарождения новой власти в городе размежеваться на две отличные друг от друга группировки. Первым делом вооруженные группы захватили Дом республики, потом были взяты под контроль городские тюрьмы, почта, телеграф, центральный банк с казначейством, военные склады, а также другие важнейшие военные и гражданские объекты, заранее намеченные в соответствии с оперативными планами восстания. Взятие самого крупного города Сибири практически без единого выстрела большой удачей для повстанцев. Конечно, имели место отдельные мелкие перестрелки после исхода большевиков, но то были небольшие эпизоды, никак не отразившиеся на общей картине случившейся победы.
Как только отгремели последние выстрелы, на улицы города начали выходить освобожденные и ликующие граждане, прилично одетые и принарядившиеся в соответствии с переживаемым радостным и одновременно торжественным моментом. Дамы были в праздничных платьях, мужчины – в самых лучших пасхальных сюртуках, военные пенсионного возраста достали из дальних сундуков свои старые мундиры, многие надели даже запрещенные после февраля 1917 года погоны. Со всех церквей беспрестанно звонили колокола.
Отдельной темой того праздничного для освобожденных омичей дня стало явление главных виновников торжества – доблестных военнослужащих Чехословацкого корпуса. У них произошла некоторая заминка в Куломзино, так что они начали проникать в город лишь во второй половине дня, да и то небольшими партиями. Дело в том, что на пути легионеров встал заминированный большевиками железнодорожный мост. Деповские рабочие не позволили его взорвать, однако динамит находился в его стальных конструкциях, и никто не мог дать твердой гарантии, что взрывчатка не сработает. Не желая рисковать после столь успешно проведенной операции по освобождению столицы Западной Сибири, чехословаки предпочли воспользоваться сплавными средствами для переправы через Иртыш. Они собрали все имевшиеся на берегу рыбацкие лодки, сколотили несколько плотов и так вот потихоньку переправились на правый берег в количестве двух-трех рот и даже перевезли свой духовой оркестр. В город легионеры вошли вполне организованно, под звуки победного военного марша, с национальными флагами, в полной военной экипировке.
Чуть раньше прибыли и так же были встречены всеобщим ликованием освобожденные из тюрем политические заключенные. Среди них был один из организаторов ноябрьского антибольшевистского вооруженного выступления 1917 года тридцатичетырехлетний кадет Валентин Александрович Жардецкий, через несколько дней занявший должность редактора ведущего периодического издания правых сил – газеты «Сибирская речь». Однако главным действующим лицом в Доме республики стал в тот вечер 7 июня сорокадевятилетний казачий полковник Павел Павлович Иванов (подпольный псевдоним – Ринов). До сего дня он осуществлял военное руководство нелегальными боевыми организациями Омска, а теперь приказом Западно-Сибирского комиссариата назначенный командиром Степного корпуса, то есть временным военным диктатором Акмолинской области и Степного края.
